Явочная квартира
Шрифт:
– Гласность - стремление к открытости, к компромиссу, к согласию - вот чем мы теперь руководствуемся. В нашей стране из-за этого возникли конфликты и смуты. Многим просто необходимы прежние постоянные конфликты их глотки прямо-таки извергают антикапиталистические лозунги, а мозги прилипли к прошлому. И у вас такие есть.
– Это верно.
– Вот эти люди, и на Западе, и на Востоке, они являют собой третью силу, которая норовит повернуть историю вспять...
– Но тот же конфликт происходит и в наших службах.
– Разумеется, разумеется, - согласился Леонидов, - Это замечательно.
Баум заметил у собеседника неприятную привычку: стремится создать впечатление, будто он знает больше о предмете разговора, чем ему по статусу положено. относятся ли эти общие рассуждения к делу Котова, или просто отражают внутреннее смятение, которое наверняка испытывают многие сотрудники КГБ, которое царит сейчас там в коридорах и секретных кабинетах?
– Приходится быть настороже, - произнес он отчужденно.
Собеседники разошлись, обменявшись улыбками.
"Расскажу Жоржу Вавру об этой беседе, - решил про себя Баум, - а то, если кто-то меня в эдаком обществе видел, доверять перестанут, проверки начнутся".
Возобновить контакт с Леонидовым было, как всегда, полезно, не зря Баум оторвался на целый час от любимых картотек. После того, как были получены по факсу сведения из научного института в Уази, он много времени проводил, роясь в архивах, и даже заходил на набережную Орфевр проверить какой-то пункт в дипломатических отчетах. Заглянул и к начальнику архива, обратил его внимание на необходимость постоянно обновлять данные и снабжать картотеки перекрестными ссылками. Начальник архива вынужден был проглотить этот справедливый упрек.
Баум уподобил себя усталому путнику, перед которым забрезжил, наконец, огонек во тьме. Но чтобы достичь приюта, предстоит преодолеть последнюю гору. Предстояло еще, как он понимал, столкнуться с бюрократизмом, скрупулезными требованиями закона, неприязнью других секретных служб и, превыше всего, с уважаемым премьер-министром, с крестьянской цепкостью защищающим собственные интересы. Кроме того, в схеме отсутствовало важное звено: до сих пор не истолкована роль самого перебежчика.
В тот вечер, вернувшись в свою расслабляюще уютную квартиру в Версале, он, чтобы отвлечься от этих мыслей, взялся за сочинение специалиста по наиболее распространенным кошачьим болезням. И вскоре его полностью захватило описание врожденных и приобретенных фагоцитных отклонений, присущих кошкам. Он и сам бы никак не мог объяснить, каким образом эта малопонятная статья придала его мыслям новое направление. "Что-то вроде бокового зрения, - объяснил он позже Жоржу Вавру, - Связь между фагоцитами и нашим перебежчиком никакому анализу не поддается. Достаточно сказать, что в тот момент меня как бы посетило видение и мне открылась тайна - я понял, что случилось с Котовым. Поскольку я остаюсь человеком верующим, я бы мог сказать, что это промысел Божий, но все же я рационалист, а в объяснении происходящего никакой Фрейд или его последователи не сравнятся с рационалистами". Жене же своей Баум только и сказал:
–
– Есть что отпраздновать?
– Да. Я только что решил одну проблему - небольшую, но сил потратил много.
Подняв хрустальный стакан с прозрачной жидкостью, он добавил:
– Твоя тетка утверждает, будто особый вкус этой настойке придают сок слив и алоэ, а я бы сказал, что сам Вакх плеснул что-то в её бочки.
– Отличная настойка, - согласилась супруга, - Согревает желудок.
Чуть позже, отставив бутылку в сторону, Баум позвонил Вавру домой:
– Завтра к обеду смогу представить сагу о Лашоме и о нарушениях госбезопасности в самом простом виде. Надеюсь, останетесь довольны. После этого, полагаю, можно будет пойти к премьер-министру. Вот тут предвижу трудности.
– Какого рода?
– Антуан Лашом не должен присутствовать при беседе.
– Это я устрою с помощью шефа его канцелярии.
– Не годится. Не хочу, чтобы Лашом узнал обо всем раньше времени.
– Так все же Лашом - советский агент?
– В некотором роде.
– Альфред, где твоя обычная ясность речи?
– С ясностью придется подождать до завтра.
– Но сам-то ты знаешь, кто агент?
– Знаю, только доказательства не понравятся юристам.
– Это все, что можешь сказать сейчас?
– Ну, если прикажешь...
– Когда это я тебе приказывал?
– Никогда. Высоко ценю такое отношение.
Снова пауза.
– Когда пойдем к премьеру?
– Скажем, в шесть.
– К тому времени будешь знать ответы на все вопросы? Ты уверен?
– Не совсем. Но боюсь, если мы не назначим время, он сделает это сам, а мне хотелось бы сохранить инициативу.
– Триумф ДСТ, да?
– Или поувольняют всех, - сказал Баум.
– Ладно, договорюсь завтра на шесть, но твоя голова на кону и моя рядом.
Положив трубку, Баум улыбнулся и поискал в записной книжке номер телефона в Лондоне. Артур Уэддел отозвался сразу. Они обменялись приветствиями и Баум изложил свою теорию.
– Вполне возможно, - сказал Уэддел, - Слыхал я и о более странных делах, хотя редко.
– Пошлю тебе кое-что по факсу.
– Ладно, только запиши другой номер факса. В нашей конторе ты не всем нравишься.
– Это мне напомнило вот о чем: ты нашего американского приятеля давно видел?
– Не очень. Он был в плохом настроении.
– Это подтверждает, что тихое, но глубокое удовлетворение, которое я сейчас испытываю, имеет под собой почву.
– Похоже на то, - согласился Артур Уэддел, - Жду твоего факса.
Глава 19
– Ключевое слово - Будапешт, - сказал Баум своему шефу, - Все время меня беспокоил этот Будапешт.
Они разговаривали в кабинете Вавра на улице Нелатон на следующий день, в послеобеденное время. Вавр отметил событие, достав из стола бутылку среднего качества коньяка:
– Надо сейчас выпить, а то премьер нынче вечером вряд ли нас чем-нибудь угостит, разве что пивом, - Пользуясь своим правом звонить премьеру по прямому проводу, он договорился о встрече: в шесть тридцать у премьера дома, на Иль Сен Луи.