Язык цвета. Все о его символике, психологии и истории
Шрифт:
В настоящее время считается, что человеческое зрение наиболее остро воспринимает длину волны 555 нанометров, которая дает неоновый желто-зеленый цвет средней яркости. С 2017 года он часто используется в дизайне спортивных товаров, формы спортивных команд, защитных жилетов (французские gilets jaunes, «желтые жилеты», почти такого оттенка), а также в других случаях. Новый желтый – это… зеленый?
Обновление сада
Можем ли мы дать желтому еще один шанс? Возможно, нам нужно вернуться к основам и уделить больше внимания его счастливой символике, дать цвету возможность быть самим собой, развиваться естественным образом, без вмешательства людей. Мы явно плохо обращаемся с бедным желтым, применяя в тех целях, которые Хлорида и другие божества – как главные, так и второстепенные – не одобрили бы.
Пока я пишу эти строки, заросли лилейника
Gilets Jaunes («желтые жилеты») – символ протеста рабочего класса в современной Франции (не обращайте внимания на то, что они бледного неоново-зеленого тона). Бордо, Франция. Январь 2019.
Оранжевый
Фрукт, привезенный в Европу морскими торговцами в XV веке, дал название цвету.
Находясь посередине между красным и желтым, оранжевый заимствует мотивирующую теплоту и ярость у красного и солнечную, яркую сторону желтого. Как правило, это оптимистичный цвет, который передает жизнерадостные сообщения, но не обладает такой грубой интенсивностью, как красный, не соотносится с его первобытной, плотской природой и не предупреждает об опасностях и угрозах. В отличие от желтого, он не заманивал нас в темные области человеческой психики. Оранжевый – счастливый, приятный и живой, он подобен волне сладких ароматических масел, поднимающихся в воздух, когда вы начинаете чистить клементин, – ничего сложного, но на мгновение его присутствие наполняет все ваши чувства. На ум также приходит Тигра, жизнерадостный оранжевый друг Винни-Пуха: постоянно скачет, полон бодрости, у него нет недостатков.
Почему же оранжевый не обладает сложностью? Возможно, из-за того, что он относительно недавно появился в нашем цветовом словаре: у нас просто не было достаточно времени, чтобы превратить его свежую, оптимистичную привлекательность в нечто нездоровое. Давайте все так и оставим.
Экспортные фрукты и импортные слова
Там, где желтый ныряет в красное, образуется оранжевая рябь. Дерек Джармен. Хрома. Книга о цвете[162].
Согласно увлекательному лингвистическому анализу профессоров Стэнфордского университета Берлина и Кея, оранжевый – один из последних основных цветовых терминов, вошедших в человеческие языки по всему миру. В соответствии с описанными ими закономерностями это слово заняло свое место в европейских словарях очень поздно. Впервые оно появляется как цветовой термин в английском языке только в конце 1500-х годов и встречается очень редко, пока не приобретает более широкое употребление в следующем столетии.
Этимологические корни слова уходят в санскрит и дравидийскую группу языков, на которых говорят в Индии, вероятном месте происхождения сладкого апельсина. Дравидийский корень naru относится к ароматным вещам, а цветы и плоды апельсинового дерева, безусловно, обладают сильным приятным запахом. Санскритское слово naranga, вероятно, вошло в
Цитрусовые деревья были экзотическими символами статуса в северных странах, где им требовались специальные теплицы, чтобы пережить зиму.
Гравюра по заказу И. К. Волкамера. Около 1708.
До того, как orange, оранжевый, стал использоваться как цветовой термин в английском языке, для обозначения лисиц и рыжих людей применялось древнеанглийское geoluhread, представляющее собой смесь слов «желтый» и «красный». Новое понятие вошло в обиход только с появлением вкусного фрукта. Поначалу, как в пьесе Шекспира 1600 года «Сон в летнюю ночь», «оранжевый» использовался с осторожностью, чтобы уточнить другие цветовые названия: при описании более ярких коричневых и более желтых оттенков красного. В конце концов он обретает самостоятельность, и с тех пор так обозначают восхитительный вторичный цвет между красным и желтым. Возможно, слово медленно приживалось, потому что апельсины (и цитрусовые в целом) не получали широкого распространения. Скорее, они считались престижным товаром только для очень богатых людей, особенно в северном климате, где для их выращивания требовались сложные оранжереи, способные защитить от холода, и целая армия садовников для переноса деревьев, растущих в горшках, на улицу летом.
Как свидетельствуют искусно выполненные (и потрясающие) гравюры нюрнбергского купца Иоганна Кристофа Волкамера, созданные около 1708 года, цвет, блеск, аромат и редкость цитрусовых в северных странах привели к возникновению страстного фетишизма[164]. В средиземноморском климате апельсинам было проще прижиться, и они чаще и раньше появляются в искусстве. Действие картины флорентийского художника Паоло Уччелло «Битва при Сан-Романо», написанной в середине XV века, происходит меж апельсиновых деревьев. Вскоре после этого Сандро Боттичелли на полотне «Весна» изобразит трех граций и других мифологических персонажей в апельсиновой роще, где те приветствуют теплый западный ветер, приятную погоду, цветы и любовь.
Только после того, как в 1660-х годах Исаак Ньютон в результате наблюдений за белым светом и полным спектром цветов выделил для оранжевого цвета постоянное место в радуге[165], он по-настоящему «вошел» в английский язык. Ученый расширил традиционные на тот момент пять цветов радуги до семи, что было вызвано желанием увидеть симметрию в различных природных (и культурных) явлениях. По аналогии с семью днями недели и семью нотами в хроматической гамме в музыке Ньютон определил семь цветов в спектре. Оранжевый и индиго должны быть очень благодарны сэру Исааку за повышение собственного статуса.
Цвет пламени
При жизни Будда и его ученики разработали правила для одежды своих самых набожных последователей. Начав со скромных лоскутков выброшенной ткани, Ананда, двоюродный брат и постоянный спутник Будды, сшил узорчатые полотна из прямоугольных и узких полос, которые напоминали рисовые поля и разделяющие их узкие дамбы. Традиция предписывает использовать такие же прямоугольные лоскуты для изготовления трех основных одеяний буддийских монахов: большое полотно ткани, размером примерно 1,5 x 2,5 метра, оборачивается вокруг верхней части тела наподобие туники – правое плечо остается непокрытым; полоса ткани, как саронг, оборачивает нижнюю часть тела; и лоскутный прямоугольник большого размера можно накинуть поверх, чтобы сохранить тепло. По мере того как буддизм продвигался на север и восток, где более холодный климат и иные культурные традиции, в гардероб добавлялись дополнительные предметы. Считается, что эти три предмета остаются наиболее близкими к одежде, которую носили самые ранние практики буддизма.