Язык до Китежа доведет
Шрифт:
— Кажется, нас не сочли достойной добычей, — отозвался я, открывая глаза и осматриваясь. — Наверное, мы худосочные и невкусные. Особенно ты.
Мой спутник негромко хмыкнул, подобрал с земли фонарик и поводил его лучом вокруг.
На ветвях деревьев, на земле и даже не спине Тавии сидели сотни очень странных птиц. Или всё-таки зверей?
Каниптеры сильно различались по размеру и внешнему виду, но объединяло их одно: собачьи головы на пернатых птичьих телах. Казалось, здесь собраны все породы, когда-либо созданные человеком: от борзых и
Птичка, спасённая из куста, мягко вспорхнула с моей головы, звонко тявкнула и скрылась в темноте. Вслед за нею с шумом снялась вся стая. Прошла, может, какая-то минута, и над лесной чащей повисла оглушительная тишина.
— Фух, пронесло, — выдохнул Мидавэль, дрожащей рукой поправляя растрёпанную причёску. — Знаешь, Сеня, что-то мне захотелось поскорее отсюда убраться. Мало ли, что этим летунам в голову взбредёт. Вдруг сейчас вернутся и доедят? Не зря же лес таким именем наградили…
Тавия выказала полную солидарность с хозяином: едва мы взобрались в седло, она рванула с места так, словно за нею гналась стая крылатых волков.
— Ух, темень какая! — Заволновался я, вглядываясь во мглу. — Если в дерево влетим, костей не соберём.
— Ничего! За нас и соберут, и погрызут всласть. Сам видел, тут есть кому, — мрачно пошутил мой спутник. — Но ты прав, темновато здесь. Тави, свет!
Чудесная лошадка дёрнула головой, и из её глаз на дорогу брызнули яркие белые лучи.
— Ну, ничего себе прожектора! Это ты ей что, ксеноновые фары поставил?
— Что и куда вставил?.. — Переспросил эльф, оглядываясь. — Извини, не расслышал, ветер в ушах свистит.
— Ну, в смысле — фонарики в глаза вмонтировал.
— Ах, вот ты о чём. Нет, это порода такая, магически усовершенствованная для дальних путешествий.
— Ясно! Полноприводная лошадь-люкс улучшенной планировки, — усмехнулся я, удобно откинувшись на притороченный сзади вещевой мешок.
Скоро шипастые кусты, скрюченные деревья и кривые тропы Леса Крылатой Смерти остались далеко позади. А ещё через полчаса мы выбрались на широкую, хорошо укатанную дорогу. Вдоль обочины потянулись полосатые верстовые столбы с полустёртыми цифрами и побитые временем заброшенные башенки сторожевых постов. Повинуясь едва заметному движению поводьев, Тавия сменила быстрый галоп на неспешную ровную рысь, а затем и полностью остановилась.
— Нужно глянуть, куда нас занесло теперь. Подсвети-ка, — попросил Мидавэль, разворачивая карту. Я включил фонарик. — Ага, теперь всё ясно. Из-за Камня на Распутье мы сильно отклонились к югу. Всё-таки надо было прямо поехать… А это, — он указал на дорогу перед нами, — Это, кажется, Старый Навий Тракт. Он соединяет южные степные княжества с северо-восточными окраинами. К столице даже не приближается.
— И что будем делать?
— Пока едем вперёд, — ответил эльф, убирая
— А их что, несколько?
— Да уж точно, не один. Из каждого княжества в столицу свой тракт ведёт, так что, думаю, не промахнёмся.
— Надеюсь, — пробормотал я. — Нам сейчас харчевня или постоялый двор не помешали бы, продуктами закупиться. Мы вчера хорошо гульнули, только пиво и осталось. Ну и пшена немножко. Не самое аппетитное сочетание…
Когда небо утратило свою глубокую черноту и стало потихоньку светлеть, теряя звёзды, мы съехали с дороги. Отпустив Тавию пастись, разбили лагерь на полянке у тихой лесной реки.
Набрали хвороста, разожгли костёр. Больше для уюта, готовить-то всё равно нечего.
— Интересно, а есть-то мы сегодня будем? — Мой желудок проснулся и громко спросил то же самое. — Надо было хоть банку тушёнки оставить…
Эльф задумчиво почесал в затылке и устало вздохнул:
— Можно бы поохотиться, но, если честно, сил у меня уже нет. Одно желание — упасть и хорошенько выспаться.
В реке у берега громко плеснула рыба.
— Эх, нам бы сейчас удочку! — Размечтался я. — Вон, река рядом, наловили бы рыбки на уху.
— Хорошая мысль, — мой спутник вытащил из седельного мешка сетчатый садок и продолговатую деревянную коробочку с крышкой. — Вот, держи. С прошлого лета с собой вожу. Может, хоть сегодня пригодится. А то лежит, только место занимает.
Внутри коробочки обнаружился моток прочной шёлковой нити, пара гусиных поплавков и десяток разнокалиберных рыболовных крючков.
— О! То, что нужно! — Обрадовался я. — Значит, ты отдыхай, а рыбалка и завтрак на мне.
Широко зевая, Мидавэль удалился в шатёр. Лошадка, блаженно вздыхая, улеглась неподалёку.
А я, вооружившись топориком, отыскал в лесу куст лещины, срубил подходящую ровную ветку и соорудил простую удочку. Затем выкопал на берегу под ольхой жирного червяка, и вскоре поплавок уже качался в воде среди листьев кувшинки.
Незаметно рассвело.
Над рекой поплыл лёгкий белый туман, а по верхушкам деревьев скользнули первые солнечные лучи. Радуясь новому дню, звонко защебетали птицы, им вдохновенно подпевали лягушки и мошкара. Красота! Огорчало лишь одно: рыба категорически отказывалась клевать.
Становилось скучновато. А, как известно, самый сладкий сон — под утро. Неудивительно, что скоро веки мои налились чугунной тяжестью, зрение затуманилось, и удерживать глаза раскрытыми стало попросту невозможно. Пару раз клюнув носом, я и не заметил, как заснул.
Снова цветущий летний луг, жаворонок в небе, соловьиная опушка за рекой.
Оля в лёгком голубом платье и венке из полевых цветов сидела на краю обрыва, свесив вниз загорелые босые ножки. Я подошёл и опустился рядом.