Язык до Китежа доведет
Шрифт:
Девушка не обратила на меня внимания, сосредоточенно глядя на спокойную речную гладь.
— Что там? — Шёпотом спросил я.
— Тс-с-с, тише! — Она предостерегающе подняла руку. — Гляди, гляди! У тебя клюёт!
Всплеск!
Ореховое удилище дёрнулось, едва не вылетев из рук.
Сон слетел мгновенно, уступив место охотничьему азарту. Ну-с, поглядим, что местный Водяной послал нам на завтрак! Хотя, если судить по тяжести добычи и отчаянному сопротивлению,
Удочка согнулась дугой, леса натянулась и зазвенела как струна, но, к моему удивлению и радости, выдержала. В прозрачной зеленоватой воде мелькнул широкий хвостовой плавник.
Врёшь, не уйдёшь!
Рывок! С громким плеском рыба вылетела из воды, торпедой просвистела над моей головой и, извиваясь всем телом, тяжело заплясала на берегу.
Щука!
Двухметровая пятнистая громадина с бездонной зубастой пастью и выпученными красными глазами. Вот это трофей! Не думал, что такие бывают!
Вдоволь налюбовавшись, я осторожно освободил хищую махину от крючка и приподнял, намереваясь бросить обратно в реку. Рыбина старая, не одну сотню лет на свете живёт. Жаль губить такой редкий экземпляр. Тем более что ни в уху, ни на жарку она совершенно не годится.
Читал когда-то, что щуки тяжелее четырёх килограммов вообще не считаются съедобными — мясо горькое, жёсткое, как резина, да ещё и тиной воняет. А мой улов пуда на два затянет. И как только лёгкая ореховая удочка её выдержала?..
Честно говоря, лучше бы клюнул простой ёршик. С волшебным прутиком мы бы его живо в судака превратили.
— Отпусти ты меня, добрый молодец, — взмолилась вдруг щука скрипучим старушечьим голоском. — Отпусти домой, к малым детушкам! Пропадут они без меня…
Ух ты, говорящая рыба!
От неожиданности я едва её не выронил. А ведь решил уже, что начал привыкать к этому странному миру. Оказывается, он всё ещё способен удивлять!
— Что, вот так вот: взять и отпустить? Совершенно бесплатно? — Пошутил я. — Не, не пойдёт! Волшебные рыбы в сказках всегда за себя богатый откуп давали. Или не так?
— Отпусти, рыбачок, — гнула своё щука. — Отпусти! Богатый откуп за себя дам! Не пожалеешь. Скажи только: «По щучьему веленью, по моему хотенью», и желание твоё вмиг исполнится.
Ох, старушка, не жила ты в моём мире, не слушала наших политиков перед выборами! Те тоже соловьями разливаются, райскую жизнь народу сулят, покуда до бюджетного корыта не дорвутся… Так что не обессудь: как говорится, «доверяй, но проверяй».
— По щучьему веленью, по моему хотенью, ступай, щука, сама в реку! — Приказал я и положил её в траву, подальше от воды.
Рыба только зубами скрипнула.
— Вот же ж Черз копчёный… Ладно,
— Ну, с Емелей-то в сказке твой номер прошёл.
— Да, было дело, — кокетливо хихикнула щука. — Поверил, отпустил меня. А после обидно стало, что рыба его надула, вот и стал сказки да слухи разные распускать. Смастерил печь паровую, самоходную, прокатился по царству Навьему, да встречным всем твердил: глядите, вот оно какое, веленье щучье!
— Так Емеля не такой уж и дурачок был, — присвистнул я, представив столь оригинальное средство передвижения.
— Да, простоват. Но не глуп совсем, и руки золотые. Пропал только ни за грош: уехал на печи в Дальнее Завалгаллье, на Зелёный Туманный Остров, да там и сгинул. Только, кажись, не Емелей его звали, а Егоркой, — щука задумчиво поёрзала в траве. — Точно, Егор, Степана-мельника меньшой сын. Их мельница на нашей реке стояла. Там, ниже по течению. Сейчас от неё один только омут и остался. Ты глянь-ка, столько лет минуло, а помню!
— А что, давно это было?
— Давненько. Уж пара веков пролетела. Я тогда совсем молодушкой была, едва шестой десяток разменяла.
— Ну что же, бабушка зубастая, иди к своим детушкам, — я перенёс её к реке и осторожно опустил в воду.
— Благодарствую, добрый молодец! Не оставил род без праматери, — щука махнула хвостом и, обдав меня фонтаном холодных брызг, скрылась в зелёной глубине.
Да, что-то этим утром рыбалка не задалась. Перед Мидавэлем неудобно: обещал же на завтрак ухой накормить. Видать, придётся снова над удочкой корпеть.
Однако не успел я освежить наживку, как случилось нечто удивительное. Река словно вскипела, и на берег дождём хлынула рыба: уклейки, ерши, окушки, плотвички. Выскочил даже хороший лещик, а за ним — полуметровый судачок.
Что за чудеса?!
Подступив ближе, я разглядел в воде десятки длинных щучьих тел. Точно волки овец, гнали хищницы рыбью мелочь прямиком мне под ноги, только успевай подбирать.
Очень скоро садок был полон до краёв: здесь теперь не только на уху хватит!
— Спасибо тебе, Матушка-щука, — поклонился я реке.
— Тебе спасибо!.. — Прошелестело в ответ. — И да пребудет с тобою удача.
Надо же! Не только людям свойственна благодарность.
Улов вышел знатный, толпу оголодавших путешественников накормить можно. Но нас-то всего двое. Поэтому, почистив дюжину ершей, с десяток окуней и леща с судаком, остальную рыбу я выпустил в реку. Пускай живёт.
Свернув удочку, отмылся от чешуи и вернулся в лагерь.
Мидавэль лежал в шатре и тихо терзал струны лютни. Заслышав мои шаги, он откинул полог и спросил: