Языки современной поэзии

Зубова Людмила Владимировна

Когда-то члены подобных пар различались по значению, в частности, естьозначало ‘насыщаться’, а кушать —‘пробовать’ (ср.: кусать, покушаться, искушать).Отдельный смысл каждого их этих слов растворился в их обобщенном смысле: глаголы, став синонимами, теперь обозначают действие, а не способ его осуществления. Язык стремится к новому расподоблению этих слов, устанавливая этикетное и стилистическое ограничение на слово кушать,которое характеризует не действие, а говорящего в его отношении к социальному статусу и культуре речи.

Лексическая избыточность свойственна и обиходной речи, что отражено такими строками Пригова:

Ужас ведь цивилизацьи Эта теплая вода Отключают вот когда — Некуда кудадеваться («Ужас

ведь цивилизацьи…» [306] ); Надвигалася гроза Из районного райцентра Потемнело все в глазах Лишь светился дома центорв («Надвигалася гроза…» [307] );

306

Пригов, 1998–б: 53.

307

Пригов, 1999: 48.

И в этот же миг подбегают К ней три хулигана втроем И ей угрожать начинают Раздеть ее мыслят втроем. («Был Милицанером столичным…» [308] )

Сочетание три хулигана втроемимеет прямой аналог в песне «Шумел камыш», где есть слова Гуляла парочка вдвоем.А у Пригова непосредственной мотивацией тавтологии является пародируемая назидательность.

308

Пригов, 1997-б: 196.

Пригов изображает не только лексическую, но и морфемную избыточность:

Папа, папа, папочка Своего сыночечка Ты кормил как пташечку Дай теперь хоть крошечку («Папа, папа, папочка…» [309] ); А красивевейбереза. («Дерево осинное…» [310] )

309

Пригов, 1998-а: 68.

310

Пригов, 1997-б: 160. Полный контекст этой строки см. на с. 192.

Подобная редупликация — один из древнейших способов обозначения множественности, интенсивности, свойственный многим архаическим языкам. Потребность в повторе морфем возникает при ослаблении их значения (ср. девчоночка, крючочек).То есть избыточность нового означающего есть следствие недостаточности прежнего, возникшей в результате обессмысливания языковой единицы от ее частого использования.

Проверка слова на осмысленность часто осуществляется и в оксюморонах. Противоречивые сочетания во многих случаях имеют разную природу и разный смысл:

Я немножко смертельноустал Оттого что наверно устал Жил себе я и не уставал А теперь вот чегой-то устал («Я немножко смертельно устал…» [311] ); Вот и ряженка смолистая куса полная и сытости, Полная отсутствьязапаха, Полная и цвета розоватого. («Вот и ряженка смолистая…» [312] );

311

Там же: 28.

312

Там же: 8.

В синем воздухе весеннем Солнце ласкотало тени Сын с улыбкою дочерней Примостился

на колени. («В синем воздухе весеннем…» [313] )

Слово немножков первом примере, теряя значение наречия, обнаруживает свойство модальной частицы, выражающей намерение говорящего быть скромным. Вероятно, литературный источник этих строк — строфа О. Мандельштама Я от жизни смертельно устал, / Ничего от нее не приемлю, / Но люблю мою бедную землю / Оттого, что иной не видал(«Только детские книги читать…» [314] ). Обратим внимание на то, что в этих строках Мандельштама тоже есть оксюморон: от жизни<…> смертельно.

313

Пригов, 1998-б: 8.

314

Мандельштам, 1995: 89.

Слово полнаяво втором примере представляет отсутствие как материальную субстанцию, соединяясь с существительными, обозначающими свойства (запах, цвет), а не предметы или вещества. И тут обнаруживается условность языковой нормы: вполне привычны сочетания запах сирени наполнил всю комнату, синий цвет заполняет все пространство картины.В строке сын с улыбкою дочернейприлагательное из относительного превращается в качественное.

Все эти сочетания, внешне абсурдные, имеют внутреннюю логику, обусловленную подвижной семантикой слова. И в этом случае можно вспомнить фольклор, в котором имеются сочетания, алогичные для современного языкового сознания: аленький мой беленький цветочек, розовый, лазоревый василечек;на дубу листочки бумажные,про арапа говорится, что у него руки белые(см.: Хроленко, 1977: 95). Такие сочетания оказывались возможными согласно логике фольклорной системы, в которой постоянным эпитетом обозначались идеальные качества, соответствующие эстетической норме (Никитина, 1993: 140). Получается, что постоянный эпитет фольклора вполне сопоставим со словом-симулякром [315] или концептом, объектом концептуалистских инсталляций.

315

Симулякр — «образ отсутствующей действительности, правдоподобное подобие, лишенное подлинника, поверхностный, гиперреалистический объект, за к-рым не стоит какая-л. реальность» (Маньковская, 1997: 423).

Логика идеала порождает у Пригова абсурдное объединение несовместимого и на сюжетном уровне:

Вот великий праздник праздничный У окошка я сижу В небо высшее гляжу И салют там вижу праздничный А над ним цветочек аленький Невозможный расцветает Следом сходит Будда маленький Всех крестом благословляет. («Вот великий праздник праздничный…» [316] )

316

Пригов, 1997–б: 219.

Показательно, что в этом тексте перед упоминанием Будды, благословляющего крестом, назван цветочек аленький— предмет сказочной мечты [317] . В стихотворении представлены символические знаки идеальных сущностей, сакрализованных в совершенно разных культурах: и в советском ритуале с его праздничным салютом, и в фольклоризованной литературной сказке С. Т. Аксакова «Аленький цветочек», и в буддизме, и в христианстве. Абсурдное смешение разнородных символов имеет свою мотивацию в стихотворении: цветочек аленькийвполне можно увидеть в фигурах фейерверка; слова небо высшеемогут быть поняты и как искаженное сочетание небо высокое(с постоянным идеализирующим эпитетом), и как указание на мистическое прозрение. Небо оказывается и пространством салюта, и местом обитания божественных объектов поклонения.

317

Е. Суслова предполагает, что здесь цветочек аленький —это и красный лотос, связанный с образом Будды: Будда часто изображается сидящим на лотосе или исходящим из центра лотоса (письмо к Л. В. Зубовой).