Языки современной поэзии
Шрифт:
327
Пригов, 1996-в: 10.
328
Пригов, 1998-в, глава 12. Книга без пагинации.
Последний пример представляет собой обновление пародии: в романе «Евгений Онегин» монолог Ленского — пародия на канон романтической элегии. Современный читатель вряд ли может без литературоведческих комментариев почувствовать пушкинскую иронию, и Пригов именно эту иронию модернизирует, подробно объясняя свои намерения в авторском «Предуведомлении»:
Естественно, что за спиной переписчика, как и за моей, стоит его время, которое прочитывает исторический документ с точки зрения собственной «заинтересованности» или же «невменяемости», т. е. как текст непрозрачный даже в отрывках, знаемых наизусть. Так же и упомянутый пушкинский Онегин прочитан с точки зрения победившей в русской литературной традиции — Лермонтовской (при том, что все клялись и до сих пор клянутся именно именем Пушкина). Замена всех прилагательных на безумныйи неземной, помимо того, что дико романтизирует текст, резко сужает его информационное поле, однако же усугубляет мантрическо-заклинательную суггестию, что в наше время безумного расширения средств и сфер информации вычитывается, прочитывается как основная и первичная суть поэзии.
Языковой критике у Пригова подвергается и фонетический образ слова. Цикл «Изучение сокращения гласных», состоящий из пяти текстов, начинается с передразнивания чешского языка, в котором сохранились слоговые плавные согласные:
Лёт мртвегоптаха Над чрноюжитью Он мртвеллетаха Над Влтавойжидкой И над Пршикопом Я зрел ту птаха Как пел он пркрасно Псмертнолетаха.329
Пригов, 1997-а: 214.
И далее автор испытывает границы возможного в русском языке, фонетически уподобляя русские слова чешским и, естественно, нарушая эти границы:
Вот я птцули гльжули льтящу Иль про чрвя рзмышляю плзуща Или звряли бгущав чаще Я змечаюли дльныуши Странно, но на все есть слово Здесь ли в Прге, иль в Мсквели рдимой Даже в Лндоне— тоже слово На естствооно первдимо.330
Там же: 215.
Слова, сокращенные таким неестественным образом, гротескно отражают вполне естественное явление: редукцию слова в разговорной речи, а затем и в языке — как следствие не столько экономии усилий, сколько восприятия слова целиком, а не по морфемам, утрачивающим самостоятельную значимость.
Ситуация, актуальная для XII–XIII веков — возместительное продление гласного, компенсирующее утрату редуцированного (ослабленного) звука в соседнем слоге, — оказывается возможной и сейчас:
Безумец Петр — безумецпервый Так, но когда — безумцвторой Собрал в комок стальные нервы И их вознес над головой Чтоб жизни срок укоротился Возможно, это был урок Тем, кто без умысла катился И прикатился на порог331
Пригов, 1999: 78.
В
332
Пригов, 1997-в: 246.
333
Примеры см. в статье: Винокур, 1959: 346–350.
334
Пригов, 1996-а: 182–183.
Вставка гласных демонстрирует древнейший закон открытого слога свойственный праславянскому языку и в значительной степени действующий до сих пор, но не заметный носителям языка, поскольку живые процессы не отражены орфографией:
335
Пригов, 1997-б: 47.
336
Пригов, 1997-а: 109.
337
Пригов, 1999: 279.
Добавочные гласные часто напоминают растяжение слов в фольклорных текстах [338] :
Вот живет антисемит Книги русские читает Ну, а рядышком семит Книжки тежиечитает Правда, вот антисемит Чувствует намного тоньше Но зато в ответ семит Мыслиитнемного тоньше А над ними Бог живет Всех умнее их и тоньше Так что пред Его лицом Кто умнее тут? кто тоньше — Я338
Ср.: Как у нашей-то у свашеньки, Как у нашей-то у князяей / На могучиих плеченьках / С трубчаты камки сарафан(Обрядовая поэзия, 1989: 496).
339
Пригов, 1997-б: 166.