Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
Дело было не только в физических недостатках, врожденных или связанных с возрастом. Даже на тех, кого природа и родители одарили правильными чертами лица и хорошей фигурой, не хотелось взглянуть во второй раз. Одеты они были дурно и безвкусно, в какие-то мешковатые свитера и кургузые засаленные пиджаки с продранными локтями, имели сальные волосы и припорошенные перхотью плечи, если носили очки, то непременно в уродливой дешевой оправе - словом, совершенно не следили за собой. Власов знал, что подобный облик совсем не обязательно характеризует неудачника; ему случалось встречать талантливых ученых, причем не юде или русских, а стопроцентных дойчей, не стеснявшихся появиться перед гостями в затрапезной жилетке и с крошками, застрявшими в клочковатой бороде. Они обладали столь богатым внутренним
– Не кажется ли вам, что и на Западе не все хорошо, что и там есть недостатки?
– вопросил по бумажке докладчик и тут же принялся по той же бумажке отвечать: - Есть и должны быть. Какие-то из них устранимы в процессе развития, какие-то присущи человеческой жизни. Общества без недостатков не может быть на грешной земле - ищите его в царствии небесном. А пока давайте вытащим из своего глаза бревно, прежде чем заниматься соринками в глазу западных демократий. Да, плюралистической демократии присущи недостатки. Но нацизму не присущи достоинства. Сменяем же государственный строй без достоинств на государственный строй с недостатками!
Провозгласив этот лозунг, докладчик поднял голову и только тут обратил внимание на вновь пришедших. Журналистку он сразу узнал.
– Господа, - объявил он, - поприветствуем нашу соратницу из Германии, госпожу Франциску Галле, за освобождение которой мы все боролись несколько дней назад!
Фрау Галле, успевшая пристроиться на последний остававшийся незанятым стул, приподнялась и смущенно кивнула. Послышалось несколько энергичных и несколько жидких хлопков - как показалось Фридриху, подчеркнуто-жидких. От внимания Власова не укрылись и неприязненно-настороженные взгляды, которые метнул на "соратницу" кое-кто из присутствующих. "Пресс-конференция", - понял Фридрих и впервые усомнился в правильности отданного накануне распоряжения. Да, некоторые политические выгоды оно принесло - не очень, впрочем, большие, атлантистские голоса все равно перетолковали все на свой лад - зато снизило ценность Галле в глазах либералов. Теперь профессиональные борцы с режимом будут, чего доброго, подозревать ее в связях с Департаментом...
– Вы тоже присаживайтесь, - обратился к нему плешивый.
"Садитесь!" - хотел на автомате поправить Фридрих, но вовремя вспомнил, что русские диссиденты переняли многие из уголовных обычаев и повадок. В частности, на предложение садиться отвечают "сесть мы всегда успеем"... Поэтому он лишь поинтересовался: - Куда?
– Что, стульев уже нет? Это мы сейчас... Ирочка, принеси табуретку.
Женщина с пегими кудряшками, первой встретившая их в этой квартире, поднялась со стула. Фридрих не стал задаваться вопросом, почему таскать табуретки должна именно Ирочка, а не кто-нибудь из мужчин; впрочем, вряд ли табуретка была неподъемной. Но, раз уж она исполняла тут роль обслуживающего персонала...
– И уберите, пожалуйста, это, - добавил он, брезгливо указывая на банку.
– Совсем. Здесь присутствуют некурящие.
Вот тут на него обратили внимание по-настоящему. Некоторое воззрились на него просто удивленно, другие - так, словно он публично испортил воздух. Хотя, судя по содержимому банки, публично портили воздух как раз они. Среди лиц, обернувшихся к нему, Фридрих обратил внимание на одно. Девушка, прежде сидевшая к нему спиной, оказалась одним из немногих счастливых исключений из общей закономерности: лицо ее было вполне миловидным (очки в изящной оправе ничуть его не портили), а одежда не выглядела подобранной в контейнере "Сэконд хэнд", куда сердобольные американские домохозяйки складывают нестиранные обноски для бродяг. Но главное было не это, а то, что это лицо он недавно где-то видел. В свое время у Фридриха была отвратительная память на лица - свойство, для летчика безразличное, но крайне неудобное для разведчика, так что ему пришлось специально тренировать эту способность. И вот теперь, пусть с секундным опозданием, но ответ
– Вообще-то мы равно уважаем права некурящих и курящих, - заметил один из заросших.
– О каких правах вы говорите?
– контратаковал Фридрих.
– О праве на жизнь и охрану здоровья? Я тоже согласен, чтобы это право предоставлялось и тем, и другим. А поскольку курение нарушает это право... Или вы хотите сказать, что чистый воздух столь же неприятен и вреден курильщику, что и табачная вонь - некурящему?
– Этот господин из Берлина, - произнесла Марта извиняющимся тоном, словно пытаясь загладить неловкость. Хотя, по убеждению Власова, в неловком положении оказался отнюдь не он.
– Ладно, я уберу пепельницу, - сказала Ирина, все еще стоявшая возле стола.
– Тем более что она все равно не нужна. Здесь никто не курит в присутствии других людей, - добавила она демонстративно, и Фридрих понял, что нужно возмутиться, пока его окончательно не записали во враги:
– Если бы я был стукачом, - пришла пора и ему козырнуть знанием русского жаргона, - неужели вы думаете, что я стал бы так примитивно...
– горячо начал он, но плешивый нетерпеливо кивнул:
– Ладно, ладно. Не будем ссориться. Так вы в самом деле прибыли оттуда?
– Да, - кивнул Фридрих, на ходу перестраивая свою легенду.
– Родители увезли меня туда в раннем детстве. У меня даже имя дойчское: Фридрих. Недавно я вернулся в Россию. Не могу пока сказать с уверенностью, что навсегда - это зависит... (он сделал паузу) от разных обстоятельств. Но, вероятно, надолго. Скажу честно: я не могу назвать себя вашим единомышленником. Но у меня есть свой собственный ум, и я хочу разобраться в некоторых вещах. Без розовых очков официальной пропаганды.
– Это не очки, это шоры, - буркнул сквозь бороду другой заросший.
– Так что я очень надеюсь на то, что вы меня просветите. У вас найдётся время, чтобы немного поговорить со мной? Я, правда, скучный собеседник, и к тому же въедливый. Люблю задавать неудобные вопросы, знаете ли.
– Это пожалуйста, - самодовольно заявил плешивый.
– Здесь, слава богу, не Берлин. Там-то со своим мнением лучше вообще не вылезать.
Тётка в розовом одобрительно кивнула:
– Была я в этом Берлине. С виду всё здорово, а как посмотишь - ничего особенного. Чисто, как в морге. Плюнуть некуда. Жизни там нет, - убеждённо заключила она.
– Как там можно жить, не понимаю.
– Кстати, что вы такое читали, когда мы вошли?
– спросил Фридрих плешивого, уводя внимание от собственной персоны.
– Ответы Валерии Новодворской на вопросы читателей "Свободного слова", - охотно сообщил плешивый.
– Жаль, вы не слышали сначала, тогда многие вопросы стали бы вам ясны. Но у нас тут есть отпечатанные копии, возьмите, - он подвинул через стол сложенный листок с текстом, напечатанным не иначе как на лазерном друкере. Фридрих невольно подумал об оборотной стороне прогресса - десять лет назад у оппозиции было куда больше проблем с множительной техникой...