Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
– Всё это очень глупо, - госпожа Галле поёжилась, как от холода.
– Всё началось с того, что я рожала Микки, как бы это сказать... с приключениями. Ужас, как вспомню эти роды... В общем, нас выходили, но в медицинской карте понаписали всякого разного... вы же знаете этих врачей, они очень боятся ошибиться и поэтому перестраховываются. Эти ужасные законы о генетической чистоте...
– Благодаря этим ужасным законам в Райхе самый низкий уровень наследственных патологий в мире, - Фридрих даже не попытался скрыть раздражение. Из всех глупостей, провозглашаемых либералами, выступления против евгеники возмущали его больше всего.
– Какой-то воинствующий самоубийственный
– Потому что их убивают!
– взорвалась в ответ фрау Галле; за соседним столиком даже обернулись в ее сторону - без особого, впрочем, интереса.
– Убивают детей!
– Уничтожают биологический брак, - холодно поправил Фридрих.
– Отходы человеческого производства. Это не личности, не мыслящие существа, это просто уродливые куски плоти. И их, между прочим, умерщвляют легко и безболезненно. Они не чувствуют ни боли, ни даже страха, ибо не понимают, что происходит. Если уж на то пошло, коровы и свиньи заслуживают куда большей жалости, но я что-то не заметил у вас склонности к вегетарианству, - Власов выразительно посмотрел на остатки мясного рагу в ее тарелке.
– Животных мне тоже жалко, - ответила Франциска, словно бы в доказательство этих слов отодвигая от себя вилку.
– Но одно дело животные, а другое - люди!
– Единственное, что качественно отличает человека от животного - это разум, а его-то они как раз и лишены. Было бы куда более жестоко оставить их жить той жалкой жизнью, на какую они только и способны. Жизнью, не несущей ничего хорошего ни им самим, ни тем, кто их окружает.
– А кто вам дал право решать за них, что для них лучше?!
– А лично вы что предпочли бы - мгновенную безболезненную смерть или жизнь пускающей слюни и гадящей под себя идиотки?
Франциска поморщилась.
– По крайней мере, у меня был бы выбор, - уклонилась она от прямого ответа.
– А этих несчастных никто не спрашивает.
– Насколько я знаю, либералы являются идейными сторонниками права женщин на аборт, - с усмешкой заметил Фридрих.
– Не по медицинским показаниям, а просто, как говорят русские, по желанию левой задней пятки. Как в этом случае обстоят дела с правом выбора для безвинного, беззащитного эмбриона?
Журналистка смутилась и опустила глаза в свою тарелку, бессмысленно размазывая остатки соуса последним насаженным на вилку кусочком мяса - очевидно, уже совсем холодного.
– У эмбрионов не спрашивают, потому что не у кого спрашивать, - сам ответил на свой вопрос Фридрих.
– Так же и здесь. Что-то решать и выбирать может только тот, кто обладает разумом. Права может иметь только личность. И законы о чистоте это учитывают. Эвтаназия применяется лишь при неизлечимой умственной неполноценности, а там, где генетические нарушения не затронули мозг, ограничиваются стерилизацией, в остальном же человек остается нормальным райхсгражданином. Евгенические законы разумны, справедливы и, между прочим, гуманны. Куда гуманнее, чем
– Вам легко теоретизировать!
– снова применила испытанный аргумент фрау Галле.
– Эвтаназия ведь может быть применена в течение всего первого года жизни...
– Пока что не все патологии можно диагностировать пренатально или сразу после рождения. В природе, замечу, и после первого года ни у кого нет никаких гарантий.
– А вы понимаете, что это такое - жить целый год под дамокловым мечом?! Ждать, что на каждом следующем врачебном осмотре... нам, правда, достался хороший доктор, он всегда меня подбадривал, говорил, что все это чистая формальность, что наши отклонения далеки от критических и выправятся с возрастом... Но Жорж всего этого не выдержал. Он вбил себе в голову, что я родила ему больного сына, что это я во всем виновата. С тех пор он стал плохо со мной обращаться, и с сыном тоже...
– она взяла себя в руки.
– Но я не об этом. Понимаете, у Жоржа был отец. Тот самый дойчский офицер. Так вот, оказывается, он всё ещё жив. Хотя уже совсем старый. Четыре месяца назад я получила от него письмо.
– Бумажное письмо или электронное?
– невежливо перебил Власов.
– Бумажное. С варшавского почтамта. Отпечатано на машинке, - добавила она чуть погодя.
– Оно у вас с собой?
– Нет, - женщина замялась.
– Он требовал, чтобы я отсылала его письма назад, вместе со своими ответами.
– Интересно... Что было в письме?
– Оно было очень странным. Он представился как отец Жоржа. Сказал, что знал о существовании сына, даже пытался разыскать его... как это он там выразился?
– она прикрыла глаза, вспоминая точную фразу - "из соображений морального долга и желая искупить недостойное малодушие". Интересно, что он хотел этим сказать?
– Не торопитесь. Он представился? Он назвал своё имя? Вы проверили, существует ли такой человек вообще? Может быть, это жулик или сумасшедший.
– Да, конечно. Я проверила. Такой человек существует.
– Откуда вы знаете, что писал именно он?
– Знаю. Журналисты всё знают. У нас есть свои возможности. Это реальный человек. И, кстати, большая шишка.
– Что значит шишка?
– Ну...
– женщина замялась, - он непростой человек. Генерал в отставке, или что-то вроде этого.
– Что значит "вроде этого"? Воинское звание - нечто вполне определённое.
– Просто я не разбираюсь в таких вещах...
– Вы только что говорили, что проверяли его по своим каналам. Вряд ли вы забыли его звание.
– Я же сказала, что я в этом не разбираюсь! Проверяли мои друзья из газеты. Ну хорошо, пусть будет генерал. Да, точно, генерал. Я вспомнила.
– Какого рода войск?
– Не помню... Это всё неважно. Кажется, что-то связанное с танками. Не помню. Власов, если вы будете меня перебивать своими вопросами, мы не закончим до утра.
– Извините, - Фридрих пошёл на попятную, - просто я сам долго служил в армии, и меня заинтересовала эта тема...
– Вы служили? Вот откуда у вас такие взгляды... А почему вы оставили службу?
– По состоянию здоровья, - Власов решил воспользоваться случаем, чтобы слегка простроить свою легенду.
– Я отдал службе двадцать лет жизни, а потом оказался за бортом. К счастью, мне удалось устроиться в "Мессершмит".
– С вами плохо обошлись, - безапелляционно заявила фрау Галле.
– Вы двадцать лет служили этому государству, а потом вас выкинули, как использованную вещь.