Юг в огне
Шрифт:
– Это, могет быть, по-вашему, городскому, он - спирт, - не сдавалась казачка, - а по-нашему, деревенскому, он - шпирт.
– Ну, это ты, бабонька, надумала уж больно мудреную штуку, - покачал головой Сазон.
– Где ж его достать, спирт-то?
– А, Говорят, у вашего конского фершала его много.
– Ну, то же у фельдшера, - сказал Сазон.
– У него-то, конешное дело, есть для больных лошадей. Но он же не даст мне.
– Ну, ежели тебе не даст, - засмеялась баба, - то мне даст, он мне сам принесет... С ним и погуляем.
–
– Все ты хочешь с выгодой... Ты б меня без спирта приняла.
– Расчету нет никакого, - смеялась баба и, зачерпнув из колодца воды, ушла.
...Уже третьи сутки кавалерийская бригада, расквартировавшись по куреням, стояла на отдыхе в хуторе Кривом.
Четвертой кавалерийской дивизии все это время пришлось вести кровопролитные, ожесточенные битвы с белогвардейцами. Благодаря энергичным действиям красной кавалерии под Царицыном в начале февраля X армия было начала наступление по всему фронту. Белые торопливо стали отходить к реке Сал, а затем и к реке Маныч.
Не слезая с коней, конники-буденновцы громили тылы противника. Особенно удачен был бой под станицей Ляпичев с седьмым Донским корпусом белых под командованием генерала Толкушкина. Этот корпус буденновцами был наголову разбит.
А за месяц с небольшим, с того момента, как была сформирована четвертая кавдивизия, она в битвах и сражениях с белогвардейцами прошла до пятисот пятидесяти верст, оголила вражеский фронт на протяжении ста пятидесяти верст, разгромила двадцать три белогвардейских полка, из числа которых четыре пехотных были полностью взяты в плен.
Эта небольшая группа кавалеристов в три тысячи человек, спаянная нерушимой дружбой и железной товарищеской дисциплиной, под командованием опытного солдата Буденного, делала чудеса...
И вот теперь конники-буденновцы, отдыхали, готовясь к новым походам, к новым битвам...
Посмеявшись с кавалеристами, бабы и девушки, набрав воды, разошлись. Кавалеристы же, напоив лошадей, окружили Сазона. Сазон служил ординарцем у комиссара Ермакова, поэтому знал все новости.
– Ну что, Сазон, нового?
– стали они его допрашивать.
– Рассказывай.
Сазон важно отдувал щеки.
– Есть, конечно, новостишки, - сказал он интригующе.
– Только поперву надобно закурить... У кого, братцы, есть добрый горлодер?
К Сазону услужливо протянулось сразу несколько кисетов. Сазон выбрал наиболее привлекательный, бархатный, с цветистой расшивкой, и закурил.
– Благодарю покорно, - сказал он, возвращая кисет хозяину.
– Ну, так что новенького?
– спросил кавалерист, пряча кисет в карман.
– Расскажи, будь другом.
– Баба родила голенького, - хихикнул Сазон.
– Меня в кумовья звала.
– Ну да и дурило же ты, Сазон, огородное, - сердито сказал усатый кавалерист.
– У тебя дело спрашивают, потому как ты у комиссара ординарцем служишь. Небось, слышишь, о чем начальство-то ведет разговоры...
– Ну, ясное дело, - уверенно ответил Сазон, -
– Брехун, - презрительно бросил кто-то из кавалеристов.
– А чего ж мне брехать-то?
– удивился Сазон.
– Ни одного важного дела без меня не решают... Меня сам командующий армией, товарищ Ворошилов, скоро заберет к себе в штаб советником... Говорит, никак не могу обойтись без Сазона Меркулова... Башковитый, мол, человек...
Посмеиваясь над болтовней Сазона, конники повели лошадей по своим квартирам. Вскочив на жеребца, Сазон поскакал к хате, в которой он квартировал вместе с военкомом бригады Прохором Ермаковым.
Поставив лошадей в сарай и задав им корму, Сазон вошел в хату. На столе, пуская струи пара, пел самовар. На сковороде жарилось мясо. Пожилая хозяйка возилась у печки. Хозяин, лысый старик с сивой лопатообразной бородой, молился в горнице.
– Ты где пропадал?
– спросил Прохор у Сазона, моя руки у лохани. Сестра Надя поливала ему на руки из корца.
За эти полгода, как она ушла из дому, девушка заметно повзрослела. Ее розоватое, всегда такое нежное лицо сейчас несколько огрубело, обветрилось. В глазах появилась печаль. Сколько ей, бедной, пришлось за это время видеть смертей, обезображенных трупов, сколько ей пришлось перевязать раненых!
– Лошадей поил, - отозвался Сазон.
– Корму дал...
– Садись, Сазон, за стол, будем завтракать.
XXII
В начале февраля 1919 года в столице донского казачества Новочеркасске в торжественной обстановке открылась сессия Большого войскового круга.
В огромном зале атаманского дворца перед представителями округов с отчетным докладом о деятельности "правительства" донского государства выступал глава этого правительства атаман Краснов.
Деятельность эта была не блестяща, а поэтому в голосе Краснова чувствовалось уныние.
– Господа высокие представители земли донской, - сказал он, - с тяжелым чувством я должен сообщить вам - да вы и сами, как люди, стоящие у власти, отлично понимаете, - что переживаемый нами момент самый тяжелый. Мы в титанической борьбе, которую ведем с большевиками, чувствуем себя почти одинокими, и для того, чтобы выйти победителями, нужно огромнейшее напряжение всех сил и умов. Помимо того, что наши союзники, по независящим от них причинам, не смогли оказать помощи, которую мы так ждали, есть и еще другие причины для тревоги. Я, господа, совершенно далек от пессимизма, но создавшиеся для них условия, - и, надо полагать, мы на пути к еще более худшим, - невольно, даже помимо желания, вынуждают сказать старую римскую пословицу: "Я сделал все, что мог - пусть делает больше, кто может..."