Юг в огне
Шрифт:
– Ну почему же в хорунжие или прапорщики?
– ухмыльнулся Чернышев. Тебя ж производим в войсковые старшины? Его мы произведем в есаулы...
– Многовато для него, - мрачно проговорил Свиридов.
– Хватит ему и сотника. Персона-то не дюже велика.
– Ну, если сотника, так сотника, - согласился Чернышев.
– Василий Емельянович, - сказал он начальнику штаба, - произведите Котова в сотники и напишите приказ, чтобы он принимал пятую сотню от Свиридова.
– Слушаюсь, господин полковник, - сказал начальник штаба и быстро, на ходу, набросал
– Возьмите, Господин войсковой старшина, - подал он приказ Свиридову.
– Езжайте!
– Слушаюсь!
– лихо козырнул Свиридов.
– Счастливо оставаться.
– Он крутнул лошадь в сторону и стал дожидаться своего полка, который шел в хвосте.
Отъехав от Свиридова, Чернышев и начальник штаба расхохотались.
– Это мы, Василий Емельянович, по-наполеоновски, - смеялся Чернышев.
– Он из конюхов и солдат маршалов делал, а мы из простых малограмотных казаков - командиров полков и сотен...
Начальник штаба минуты две ехал молча, о чем-то улыбчиво думая. Потом, пришпорив лошадь, он вплотную подъехал к Чернышеву.
– А кому, Иван Прокофьевич, прикажете передать должность начальника штаба?
– смеясь, тихо спросил он.
– Моему ординарцу Степану, - мрачно усмехнулся Чернышев.
– Парень он расторопный, справится. А кому мне передать командование бригадой?..
– Своему адъютанту.
– Что думаете, он дурак?
– спросил Чернышев.
– Он ведь не Свиридов. Я наблюдаю за ним и вижу, как он тоже озирается по сторонам, норовит куда-нибудь удрать... Шутки в сторону, - прошептал он, наклоняясь к начальнику штаба.
– На душе у меня кошки скребут. Положение мне не нравится... Генералитет и буржуазия, как крысы с тонущего корабля, бегут за границу. Говорят, в Одессе, Новороссийске и других портах черт знает что делается... Душатся, а лезут на корабли...
– Драпают, сволочи, - зло выругался начальник штаба, - а нас оставляют на погибель...
– Почувствовали, что гайка ослабла, вот и бегут.
– А вы, Иван Прокофьевич, думаете, что это теперь бесповоротно?
– Да, думаю... Кто теперь может остановить красных? Казаки сдаются сотнями, тысячами... Офицеры бегут, скрываются или тоже сдаются... Наши союзнички - французы и англичане - только за нашими девочками умели ухаживать, а как пришлось туго на фронте, они тоже драпанули... Вояки...
– Что вы думаете, полковник, предпринимать?
– спросил начальник штаба.
– А вы?
– в свою очередь спросил Чернышев.
Начальник штаба криво усмехнулся:
– Вы первый боитесь сказать. Ладно, скажу я первым, Иван Прокофьевич. Поговорим на откровенность. Я кончил воевать...
– То есть как это?
– А так: за Ростовом, в десяти - двенадцати верстах, - моя станица Синявская... Может быть, слышали?
– Ну как же, станция Синявская.
– Вот-вот. Это моя родина. Я сын рыбака. На трудовые денежки отцовские учился. Как дойдем до Синявской, так уж дальше я никуда не пойду... Заупрямлюсь,
– И не боитесь?
– поверх пенсне посмотрел на него Чернышев.
– Боюсь, но что делать?
– остро взглянул на Чернышева начальник штаба.
– Что делать, спрашиваю я вас?.. Бежать за границу?.. Да будь она проклята!.. Меня там еще не хватало.
Он пришпорил лошадь, несколько минут ехал молча.
– Иван Прокофьевич, - сказал он тихо, - конечно, я с вами откровенничаю, надеюсь на вашу порядочность...
– Не беспокойтесь, выдавать не стану.
Они снова замолкли.
– Иван Прокофьевич, поедемте со мной в Синявку, - вдруг неожиданно предложил начальник штаба.
– Что я там буду делать?
– Под Азовом есть такие места - лиманы, камыши, - сам дьявол не сыщет... Будем рыбку ловить, пересидим тревожное время, а там видно будет... Может быть, красные сгинут, опять установится настоящая власть... А если уж советская власть надолго удержится, то, что ж, думаю покаяться... Не звери же красные... Простят. А тут, признаться, у меня еще есть такая надежда: два двоюродных моих брата у большевиков служат... Жил я с ними дружно, защитят, может...
– А если все-таки братья не смогут помочь?
– Ну и черт его дери! Пусть расстреливают. Я вам скажу, смерти я не боюсь. За четыре года германской да два года гражданской войны столько раз видел в глаза смерть, что привык к ней... Не страшно... Лучше умереть, чем за границу ехать... Я там все равно с тоски умру. У меня здесь ведь жена да двое маленьких детей.
– Раз у вас такое решение созрело, - сказал Чернышев, - то стоит ли вам в Синявку ехать?
– А как же?
– А не лучше ли сделать так, как делают это наши казаки?
– Остаться в каком-нибудь селе и дождаться прихода красных?
– Да.
– Боюсь... Подожду еще немного... В конце концов, может быть, так и сделаю, - сказал начальник штаба.
– Вот знать бы, где мои братья сейчас находятся... Им в руки я сразу бы сдался... А вы не думаете, полковник, так сделать?
– Я боюсь, и очень боюсь, - вздохнул Чернышев.
– Все же я ведь полковник.
– А к тому же и эсером был...
– Но вы ведь не дворянин...
– Сын бухгалтера я... Учился тоже, как и вы, на трудовые отцовские гроши.
– Так, может быть, вместе что-нибудь придумаем, Иван Прокофьевич?..
– Вон что-то адъютант ко мне подъезжает, - шепнул Чернышев.
– Давайте пока отложим наш разговор.
XVIII
Бригада Чернышева входила в шахтерский городок. По узким улицам, по площади невозможно было проехать - все было забито отступающими обозами, подводами беженцев, санитарными двуколками, артиллерией.
Максим Свиридов ехал впереди своего полка. Рядом на сивом меренке трусил Михаил Котов, уже успевший нацепить на себя серебряные погоны сотника, отданные ему за ненадобностью Свиридовым. Сам же Максим ехал без погон - сколько ни старался он, а так и не мог раздобыть себе погон войскового старшины.