Юг в огне
Шрифт:
Он дал Виктору несколько брошюр, подсказал ему, как составить конспект. Виктор два дня трудился над составлением своего выступления, а потом показал конспект Семакову.
– Хорошо, - прочитав, сказал Семаков.
– Неплохое выступление подучится. Сегодня выступишь на митинге... Когда будешь выступать, говори смело, уверенно, не волнуйся... Слушатели не любят, когда оратор не уверен в себе, теряется... Руби с плеча, и все!
Вечером в городском саду состоялся уже десятый, наверно, за день митинг. Как и всегда, выступали эсеры, большевики, меньшевики и
Когда Виктор с Семаковым пришли на митинг, речь держал какой-то меньшевик. Он азартно выкрикивал о том, что сейчас-де наступил такой напряженный момент, в который все политические течения должны объединиться на платформе поддержки Донского войскового правительства. Он с яростью ругал Апрельские тезисы Ленина, глумился над решениями шестого съезда большевистской партии, нацелившего партию на вооруженное восстание.
– А ну-ка, Виктор, пойди-ка его срежь, - подтолкнул Семаков юношу. У тебя как раз в конспекте по этому вопросу есть... Дай меньшевику по морде...
Виктор оглянул толпу. У него сжалось сердце. Разве можно выступить перед такой массой народа? Ну разве он сумеет что-нибудь путное сказать? Ведь засмеют.
Семаков куда-то исчез, но тотчас же вернулся и сказал Виктору:
– Ну, я записал тебя у председателя митинга. Сейчас тебя вызовут.
И, действительно, не успел меньшевик сойти с подмостков трибуны, как председатель митинга, коренастый солдат, громко объявил:
– От большевистской организации слово имеет вольноопределяющийся Виктор Волков.
– Не робей, Витя!
– шепнул юноше Семаков.
У Виктора сперло дыхание, он протиснулся сквозь жаркую, тугую толпу солдат к трибуне, взошел на подмостки. Дрожащими руками развернул листки конспекта. Но прочесть ничего не мог, в глазах стоял туман. Он с отчаянием взглянул на толпу и увидел сотни устремленных на него выжидающих глаз. "Черт меня дернул выступать!" - чуть не плача, подумал Виктор.
– Товарищи!
– глухо сказал он.
– Не слышно-о!
– заорал из толпы голос.
– Громче-е!..
– Товарищи, сейчас перед вами выступал оратор от меньшевистской организации...
– слабым голосом начал Виктор.
Толпа притихла, прислушиваясь к его словам.
– Да громче ж!
– с раздражением закричал какой-то солдат.
– По покойнику псалтырь, что ли, читаешь?
В толпе засмеялись, Виктор покрылся испариной и, повышая голос, продолжал:
– Что он говорил, этот оратор?.. К чему призывал? Он призывал к объединению вокруг атаманско-генеральской власти. А по пути ли нам, революционным рабочим и крестьянам, объединяться вокруг власти атаманов и генералов?.. Конечно, нет!.. Тысячу раз нет!.. Чего хотят атаманы и генералы?.. Хотят они власти над нами, диктатуры. Они хотят продолжения войны. Хотят нашей крови!..
Виктор заметил, что его внимательно слушают. Это его ободрило. И он, уже не чувствуя никакого смущения и неловкости, совершенно почти не заглядывая в конспект, говорил:
– Товарищи солдаты! Надвигается четвертая военная зима. Разве ваше сердце не содрогается при
– Вот чешет-то, проклятый!
– в восхищении воскликнул какой-то тщедушный солдат.
– Не перебивай, олух!
– оборвал его восторг второй, рядом стоявший солдат.
– Товарищи, - с воодушевлением продолжал Виктор.
– Уже сейчас контрреволюция начинает поднимать голову. Помещики и чиновники при помощи карательных экспедиций громят отчаявшееся крестьянство. Фабриканты хотят голодом смирить рабочих и закрывают заводы и фабрики. Буржуазия и генералы требуют применения беспощадных мер для восстановления в армии слепой дисциплины. Корниловщина не дремлет. Она деятельно готовится задушить революцию. А правительство Керенского не хочет этого видеть, потому что оно против рабочих, солдат, казаков и крестьян. Это правительство продалось крупной буржуазии и сознательно губит страну...
– Истинный бог, правда!
– восторженно замотал головой тщедушный солдат.
– Вот говорок так говорок, ажно за душу берет... Сроду не слыхал таких.
– Да слухай ты, земляк, - сердито сказал ему все тот же рядом стоявший солдат.
– Чего перебиваешь?.. Ежели есть охота, то возьми да и сам выступи...
Окружавшие солдаты засмеялись:
– В самом деле, выступи-ка, Иван.
– А что ж, - задетый за живое, решительно заявил солдат.
– И выступлю. Не побоюсь... Истинный бог, могу выступить и сказать.
– Выступи, - подзадоривали солдаты.
– Мы, - распаленно кричал с трибуны Виктор, - требуем передачи всей власти Советам как в центре, так и на местах! Мы требуем немедленного перемирия на всех фронтах!.. Требуем честного демократического мира народам!.. Мы требуем передачи помещичьей земли без выкупа крестьянам!.. Требуем установления рабочего контроля над производством!.. Долой проклятую войну!
– Да здравствует честно созванное Учредительное собрание!..
Толпа разразилась шумными криками, аплодисментами.
– Браво!.. Правильно!.. Правду сказал!..
Виктор сошел с трибуны покрасневший от возбуждения, улыбающийся. Его окружили солдаты. Жали ему руки, благодарили, смеялись:
– Молодец, вольноопределяющийся!
– Правду урезал!
– Здорово ты их прокатил!..
Виктор пошел разыскивать Семакова и Афанасьева. Но они куда-то исчезли. Сумеречные тени ложились по аллеям. Вспыхнули фонари. Сад заполнялся гуляющими парами. Где-то настраивали музыкальные инструменты.
Не найдя Семакова и Афанасьева, Виктор присел на скамью. К нему подошла Вера. Она была нарядна, и от нее пахло духами.