Юг в огне

Петров-Бирюк Дмитрий Ильич

– Что вы думаете, полковник, предпринимать?
– спросил начальник штаба.

– А вы?
– в свою очередь спросил Чернышев.

Начальник штаба криво усмехнулся:

– Вы первый боитесь сказать. Ладно, скажу я первым, Иван Прокофьевич. Поговорим на откровенность. Я кончил воевать...

– То есть как это?

– А так: за Ростовом, в десяти - двенадцати верстах, - моя станица Синявская... Может быть, слышали?

– Ну как же, станция Синявская.

– Вот-вот. Это моя родина. Я сын рыбака. На трудовые денежки отцовские

учился. Как дойдем до Синявской, так уж дальше я никуда не пойду... Заупрямлюсь, как верблюд, и ни с места...

– И не боитесь?
– поверх пенсне посмотрел на него Чернышев.

– Боюсь, но что делать?
– остро взглянул на Чернышева начальник штаба.
– Что делать, спрашиваю я вас?.. Бежать за границу?.. Да будь она проклята!.. Меня там еще не хватало.

Он пришпорил лошадь, несколько минут ехал молча.

– Иван Прокофьевич, - сказал он тихо, - конечно, я с вами откровенничаю, надеюсь на вашу порядочность...

– Не беспокойтесь, выдавать не стану.

Они снова замолкли.

– Иван Прокофьевич, поедемте со мной в Синявку, - вдруг неожиданно предложил начальник штаба.

– Что я там буду делать?

– Под Азовом есть такие места - лиманы, камыши, - сам дьявол не сыщет... Будем рыбку ловить, пересидим тревожное время, а там видно будет... Может быть, красные сгинут, опять установится настоящая власть... А если уж советская власть надолго удержится, то, что ж, думаю покаяться... Не звери же красные... Простят. А тут, признаться, у меня еще есть такая надежда: два двоюродных моих брата у большевиков служат... Жил я с ними дружно, защитят, может...

– А если все-таки братья не смогут помочь?

– Ну и черт его дери! Пусть расстреливают. Я вам скажу, смерти я не боюсь. За четыре года германской да два года гражданской войны столько раз видел в глаза смерть, что привык к ней... Не страшно... Лучше умереть, чем за границу ехать... Я там все равно с тоски умру. У меня здесь ведь жена да двое маленьких детей.

– Раз у вас такое решение созрело, - сказал Чернышев, - то стоит ли вам в Синявку ехать?

– А как же?

– А не лучше ли сделать так, как делают это наши казаки?

– Остаться в каком-нибудь селе и дождаться прихода красных?

– Да.

– Боюсь... Подожду еще немного... В конце концов, может быть, так и сделаю, - сказал начальник штаба.
– Вот знать бы, где мои братья сейчас находятся... Им в руки я сразу бы сдался... А вы не думаете, полковник, так сделать?

– Я боюсь, и очень боюсь, - вздохнул Чернышев.
– Все же я ведь полковник.
– А к тому же и эсером был...

– Но вы ведь не дворянин...

– Сын бухгалтера я... Учился тоже, как и вы, на трудовые отцовские гроши.

– Так, может быть, вместе что-нибудь придумаем, Иван Прокофьевич?..

– Вон что-то адъютант ко мне подъезжает, - шепнул Чернышев.
– Давайте пока отложим наш разговор.

XVIII

Бригада Чернышева входила в шахтерский городок. По узким улицам, по площади невозможно

было проехать - все было забито отступающими обозами, подводами беженцев, санитарными двуколками, артиллерией.

Максим Свиридов ехал впереди своего полка. Рядом на сивом меренке трусил Михаил Котов, уже успевший нацепить на себя серебряные погоны сотника, отданные ему за ненадобностью Свиридовым. Сам же Максим ехал без погон - сколько ни старался он, а так и не мог раздобыть себе погон войскового старшины.

– Слышишь, Котов, - внушительно говорил Свиридов, - ты должон понимать, что ежели б не я, так тебе б во веки веков не видать офицерства... Я ж про тебя подсказал полковнику...

– Да разве я не понимаю, Максим, - признательно отвечал Котов. Благодарность тебе большая за это. Всю жизнь буду помнить об этом...

– Какой я тебе, к дьяволам, Максим?
– вспылил Свиридов.
– Максим, брат, остался в станице. А зараз перед тобой Максим Трофимович али ваше высокоблагородие... Надобно детство уже забывать... Это когда мы ребятенками были, так называли друг дружку: Мишка, Максимка, Ванька, а зараз другое дело...

– Ну, положим, вашего благородия теперь нету, - засмеялся Котов.

– Ну, нехай нету, - с досадой выкрикнул Максим, - так называй, как положено: господин войсковой старшина.

– Такое дело, извиняюсь, - козырнул Котов.
– Ладно, буду называть, как полагается... Это верно, что при посторонних людях неудобно так называть... Только знаешь что, Максим... извиняюсь, господин войсковой старшина, я тебе по правде скажу, что не верю что-то во всю эту комедь...

– Это в какую же такую "комедь"?
– зло посмотрел Максим на Котова. Про что ты речь-то ведешь?

– Да вот никак не верю, чтоб всурьез нас произвели, тебя, мол, в войсковые старшины, а меня в сотники...

– А почему ж не веришь-то?

– Чудно как-то, - ухмыльнулся Котов.
– Малообразованные мы с тобой люди, учения, окромя приходского училища, никакого не проходили... Одним словом, щи бы нам с тобой лаптем хлебать, а туда ж в благородные лезем... Смехота прямо-таки...

– Дурак!
– отрезал Максим.
– Образованности мы с тобой завсегда могем добиться, а вот офицерства-то нет... Пользуйся моментом покель... Надобно понимать, что...
– хотел он что-то пояснить, но в это время к ним подъехал рябой урядник с большим всклокоченным чубом, торчащим из-под серой шапки, как пук ржаной соломы.

– Господин подъесаул, - обратился он к Максиму.

– Ну-ну!
– хмуро оборвал его тот.
– Как говоришь?

– Извиняемся, - поправился урядник, - господин войсковой старшина. Без привычки это...

– Говори, Юшкин, - смягчился Максим.
– Что хотел сказать-то?

– Да вон видите, - махнул плетью урядник на толпу солдат, казаков и жителей, окруживших какой-то склад.

– Ну, вижу, так что?

– Винный склад норовят громить, - пояснил урядник.

– Ну?
– заинтересовался Свиридов.