Юг в огне

Петров-Бирюк Дмитрий Ильич

– Ах мать твою в три попа!
– забористо выругался Мироненко.
– Що за паника?
– наскочил он на какого-то всадника, мчавшегося по улице. Стой!
– задыхаясь от гнева, заорал он.
– Да це ты, Матвеев?
– узнал он командира одного из полков.
– Куда ты, гад, скачешь? Що це за кавардак?..

– Сам ничего не понимаю, товарищ комбриг, - пожал тот плечами. Сейчас вот разведчики сообщили, что будто в двух верстах отсюда наступает на село белогвардейская пехота.

– Значит, это перестрелка с белыми идет?
–

спросил у него Прохор.

– Ничего не могу сказать точно, товарищ военкомдив, - ответил командир полка.
– Заставы за селом не моего полка.

– А иде твий полк, гад?
– гневно спросил у него Мироненко.

– Мой полк вон собирается у церкви, - с достоинством ответил командир полка.
– А где твоя бригада, товарищ комбриг, я не знаю, - хлестнув плетью лошадь, командир полка поскакал к конникам.

Мироненко сконфуженно замолк, а потом вдруг раскатисто захохотал.

– Вот же собачий сын, да и ловко же вин мене срезав... Ха-ха!.. Молодчага! Мене и крыть нечем... Право слово, де моя бригада - черты ее знают...

С окраины села, откуда только что прискакал командир полка, послышался скребущий лязг железа.

– Что это за штука?
– недоумевал Городовиков, вглядываясь в серую мглу тумана. Из белесой пелены утренней дымки вырвался скачущий во весь карьер всадник, вопя благим матом:

– Та-аньки, мать их черт!.. Таньки!..

Прохор узнал всадника.

– Меркулов!
– крикнул он ему.
– Сазон... Ты чего орешь?

Но Сазон, то ли не хотел останавливаться, то ли не слышал оклика Прохора, пролетел мимо, все так же исступленно крича:

– Таньки!.. Та-аньки!..

Заслышав истеричные вопли Сазона, всадники на площади, как горох, рассыпались во все стороны. Через минуту площадь была начисто пуста, словно с нее всех ветром сдуло...

Спешенный взвод красноармейцев, дежуривший у штаба, оставался пока еще у школы. Бойцы нетерпеливо поглядывали на комбрига, ожидая от него распоряжений.

Но Мироненко пока не отдавал никакой команды, с изумлением вглядываясь в ту сторону, откуда слышался грохот и лязг...

Странное дело, все эти закаленные в битвах люди, не однажды видевшие смерть в глаза, готовые пожертвовать своей жизнью ради той светлой цели, за которую поднялись с оружием в руках, сейчас при лязге танка растерялись, испытывали какой-то суеверный страх. И это было понятно. Они не видели еще в глаза этих танков, но наслышались о них много страшного.

Перед взором всех из дымки утреннего тумана вынырнула темная махина, тупорылая, неуклюжая, похожая на доисторическое диковинное животное. Она с грохотом и шумом неслась по улице.

Все стоявшие у школы смотрели на нее, не двигаясь с места.

Танк подполз ближе к школе, развернулся боком и пустил в нее свинцовую струю. Кто-то, падая, застонал, кто-то матерно выругался.

– Захватывай раненых во двор!
– крикнул Городовиков.

Все ринулись в ворота школы. Конон Незовибатько захлопнул

калитку и припер ее колом, по наивности своей, видимо, предполагая, что это может задержать стальное чудовище.

Сжимая в руках винтовки и револьверы, все стали у стены под защиту старой школы, тревожно поглядывая на ворота... И отсюда, со двора, было слышно, как танк, проскрежетав гусеницами мимо школы, ворвался на площадь, поливая вокруг пулеметными очередями...

– За мной!
– крикнул Прохор примолкнувшим красноармейцам. Взбежав по ступеням, он скрылся в дверях школы. Все поняли, что кирпичные стены здания школы будут наиболее надежным укрытием от танка, последовали за ним.

– Выбивай окна!
– властно закричал Прохор и, схватив табуретку, ударил ею по раме. Окно со звоном выпало на улицу.

– Правильно!
– вскричал Городовиков.
– Вышибай окна!.. Стреляй по таньке бронебойными!

У каждого конника на всякий случай имелось по нескольку бронебойных патронов. Повыбивав стекла, они прильнули к окнам и начали палить бронебойными по серой глыбе танка, неуклюже ворочавшейся перед школой. Бронебойные патроны, видимо, причиняли танку существенный вред, а потому он поспешно отполз назад.

– Тикае, вражина!
– обрадованно закричал Незовибатько.

– Выходи!
– подал команду Городовиков.

Все ринулись во двор, бросились к сараю, где стояли кони. Вскочив на лошадей, помчались за село. И это было сделано вовремя, так как белогвардейская пехота, сопровождаемая танками, обстреливая улицы, уже вступала в Успенку.

Туман рассеивался. Эскадроны стояли на пригорке лицом к селу в боевом порядке, ожидая команды. Тут же стояла батарея, наведя дула орудий на село.

– Ну, вот и твоя бригада, - сказал Городовиков Мироненко.
– Готова к бою... Они правы, что выскочили из села. Село для них было бы ловушкой.

Подскакав к бригаде, Мироненко оглянулся и сейчас же смачно выругался. С пригорка хорошо было видно, как из села один за другим выкатывались четыре танка.

– Огонь!
– крикнул он.
– Огонь по дьявольским танькам!

– Прицел... трубка...
– донесся басовитый голос командира батареи. Огонь! Беглым!

Заухали пушки. Около танков взметнулись черные фонтаны взрывов.

– Огонь!
– раззадоренно кричал Мироненко.

Еще залп - и один танк замер. Следовавший за ним подполз и, зацепив его на буксир, потащил в село...

– Дать им вслед горячих!
– кричал Мироненко.
– Всыпать!..

– Больше снарядов нет, - ответили ему.

– Ах черт тебя дери!
– чуть не плача, выругался комбриг.
– Товарищ начдив, что ж вы нас подводите?.. Почему не даете снарядов и патронов?..

– Как так - не даю?
– обозлился Городовиков.
– Даже много даю... Видишь, дорога плохая. Ночью к тебе везли огнеприпасы. Мы обогнали несколько подвод. Да вот что-то долго нет их. Уж не напали ли на них белые?