Юг в огне
Шрифт:
– А там какая-то казачья сотня охраняет склад и продает водку по сотне за бутылку...
– Вот сволочи-то, - выругался Свиридов.
– Какое же они на то имеют право?..
– Дозвольте, господин войсковой старшина, распугнуть эту сотню, ухмыльнулся урядник.
– А потом запасец бы спирту взять, а?.. А то ж морозяка страшенный, все внутренности поумерзли...
– Да я б не супротив, - нерешительно проговорил Максим.
– Но не знаю, как на это посмотрит командир бригады. Ты, Юшкин, поезжай-ка до командира бригады и скажи,
– Слушаюсь!
– весело козырнул урядник и, огрев коня плетью, помчался вперед, разыскивать Чернышева.
Вскоре он вернулся довольный, улыбающийся.
– Ну что?
– поинтересовался Максим.
– Дозволил, - хитро подмигнул урядник.
– Только, чтоб, говорит, без безобразия обошлось, да велел ему бутылки две спирту привезти.
– И десять не пожалеем, - засмеялся Максим и, обернувшись к казакам, крикнул: - По-олк... стой!.. Слезай!.. Лошадей отдать коноводам!.. Ружья на изготовку!.. Шагом арш... прямо на склад!..
Казаки, довольные выдумкой командира полка, защелкав затворами винтовок, со смехом, криками двинулись на толпу, напиравшую на склад.
– Раз-зой-дись!
– закричали они угрожающе.
– Разойдись, а то стрелять будем.
Но по-прежнему шумя и топчась, толпа не обратила внимания на выкрики казаков.
– Ну-ка, пойди, Котов, к казакам, - проговорил Свиридов.
– Скажи, чтоб раза два стрельнули для страха поверх толпы.
– Разойдись, стрелять будем!..
– Сотня, - звонко выкрикнул Котов, - к стрельбе готовсь!.. Пли!..
Прогрохотал залп. В толпе кто-то истерично выкрикнул:
– Ой!.. Убили... Убили, проклятые!..
Толпа в страхе отхлынула в стороны. Среди казаков послышались ругательства:
– Дурило, ты, никак, в сам деле в людей стрельнул?
– Ну и стрельнул, а те какое дело?
– А такое, что на мушку тебя посажу! За что людей убиваешь!
– А ну, попробуй. Я те вперед посажу.
Казаки дали еще залп поверх толпы и цепью, не опуская ружей, окружили склад, вплотную подошли к хмельным казакам, стоявшим с винтовками у склада.
– Куда лезете?
– кричали охранявшие склад, потрясая винтовками. Постреляем, так вашу!..
– А что вы за хозяева такие?
– орал на них в ответ урядник Юшкин. Попили спирту, набрали с собой, а теперь уметайтесь отсель!.. Теперь черед наш...
– А кто вы такие будете?
– Мы-то?
– горделиво покрутил ус Юшкин, - фронтовики! Народ отчаянный. Чуть чего - секир башка.
Казаки поддержали своего урядника:
– Мы - мамонтовцы! Головы поотрываем...
– Вдрызг разобьем, не злите нас.
– Мы с вами драться не собираемся, - прозвучал урезонивающий голос со стороны склада.
– Помиримся. Хватит и нам и вам.
– Хватит!
– Валяй, ребята, к нам!..
Казаки из бригады Чернышева бросились к охранявшим винный склад, смешались
XIX
Четвертая кавдивизия шла в авангарде Первой Конной почти без боев. Белые торопливо отходили к Ростову. Многие тысячи казаков и солдат сдавались в плен. Но иногда вдруг вскипали ожесточенные, кровопролитные схватки с какой-нибудь офицерской частью и быстро заканчивались победой конармейцев.
Однажды в Донбассе, у одного небольшого шахтерского поселка, был остановлен шквальным ружейным и пулеметным огнем белых шедший впереди 19-й кавалерийский полк четвертой кавдивизии, в которой служил Митя Шушлябин.
Конармейцы спешились и, передав коней коноводам, которые тотчас же увели их в балку, короткими перебежками пошли в наступление на белых, окопавшихся у поселка. Но атака конармейцев не дала результатов. Силы противника были значительные, и они оттеснили красных.
Завязалась упорная битва. Белые накрепко засели в окопах и не хотели их оставлять. Сколько ни бросались конармейцы в атаку, белые их отбивали.
Командир 19-го полка, краснощекий детина лет тридцати, перекрещенный боевыми ремнями, беспокойно бегал среди своих бойцов, до хрипоты крича, ободрял их и призывал к новой атаке. Но старания его были безрезультатны. Солдаты слишком устали. У противника было явное преимущество.
Командир полка подумывал уже, не попросить ли ему помощи у комбрига, который со 2-м полком остановился на короткий отдых в другом шахтерском поселке, что был в верстах пяти отсюда. Но его сдерживал стыд. Неужели он со своим полком не справится с этой кучкой белогвардейских бандитов?
Приказав кавалеристам окопаться и обстреливать противника, он послал полкового фельдшера с сестрой и санитарами оказать первую неотложную медицинскую помощь раненым, оставленным на поле боя, и, по возможности, вынести их.
Белые, завидев людей с повязками красного креста на рукавах, прекратили стрельбу. Молчали и конармейцы. Над заснеженным полем, по которому ходили санитары, фельдшер и сестра в поисках раненых, стояла тишина.
– Удивительное дело, - поглядывая в бинокль в сторону белых, задумчиво говорил командир полка политкому, такому же молодому парню, как и сам, плечистому, голубоглазому, одетому в кавказскую бурку.
– Неужели у них проявилось чувство гуманности?.. Смотри, не стреляют, значит, дают нам возможность убрать раненых с поля боя.
– Врут!
– резко сказал политком.
– Какую-нибудь каверзу задумали... Они, сволочи, коварные. Вот увидишь, они неспроста замолчали.
Некоторое время оба молча и настороженно всматривались в сторону притихшего противника...
Тем временем фельдшер с Надей торопливо расхаживали по равнине, наскоро делая перевязки раненым и отправляя их с санитарами за линию окопов.
– Надюша!.. Надюша!..
– озабоченно покрикивал медицинской сестре уже пожилой седоусый фельдшер.
– Далеко не отходи!.. Не отходи!..