Юг в огне

Петров-Бирюк Дмитрий Ильич

Потупив глаза, остальные члены комитета молчали, видимо, не желая ссориться с генералом.

Тот учел настроение большинства членов комитета и уже спокойно проговорил:

– Я, уважаемые члены комитета, не желаю обострять наши взаимоотношения напрасными пререканиями. В этом никакой необходимости нет. Не хочу я делать и соответствующих выводов по отношению некоторых лиц в связи с их нервозными выкриками, - строго взглянул он на Прохора.
– Все это я объясняю повышенным нервным состоянием. Хотя, как единоначальник вверенного мне полка, на основании последних приказов правительства и верховного главнокомандующего, мог бы их сделать. Но это ни к чему... Хочу только еще раз напомнить, - четко

и раздельно, как диктуя, говорил генерал с сознанием своего превосходства, - я, как офицер русской армии, командир полка, требую строжайшей дисциплины и беспрекословного подчинения от каждого, кто находится в моем подчинении. Понятно?.. Комитет, избранный казаками нашего полка, в данном случае не должен быть помехой в выполнении мною военных приказов вышестоящего начальства. Наоборот, комитет должен быть помощником мне в укреплении железной дисциплины. Времена митингов, разгильдяйства, расхлябанности безвозвратно прошли. Воинская часть должна быть подлинной воинской частью, а не шайкой анархистов. Все, господа! В заключение могу заверить: полк никогда не пойдет душить революцию, как здесь некоторые утверждали. А если и пойдет, то только защищать ее. До свидания, господа!
– надев фуражку, козырнул генерал.
– Честь имею кланяться. Огорчен, что по безотлагательным причинам вынужден покинуть вас и, таким образом, лишаю себя удовольствия продолжать с вами беседу.

Позвякивая шпорами, генерал, на ходу надевая лайковые перчатки, с достоинством вышел из класса. Члены комитета растерянно переглянулись. Приказный Прокудин раскатисто захохотал:

– Вот отмочил так отмочил... Ха-ха-ха!.. Говорит: "Огорчен, что лишаюсь удовольствия с вами беседовать..." Ха-ха!.. Молодец! Ей-богу, молодец!.. Здорово отрезал.

– Говорил же я тебе, что из этого толку не выйдет, - набросился на Прохора Жученков.
– Смех один, да и все.

Прохор гневно хлопнул кулаком по столу.

– Ты что, Жученков, хвостом закрутил?
– выкрикнул он.
– Ты кто есть, а? Скажи! Председатель революционного комитета полка, поставленный на эту должность самой революцией, избранный казаками? И ты перед генералом струсил. Эх ты! Ежели генерал с нами не стал говорить, так значит мы должны подчиниться ему?.. Так, что ли? Стало быть, по-твоему, мы должны идти душить рабочих? Революцию?.. Что молчишь?.. Мы должны за горло взять командира полка и заставить его слушаться нас...

– Позвольте сказать, - поднялся с парты, до сих пор молчавший член комитета, франтоватый молодой сотник Фролов.
– Я считаю, вопрос ясен. Пререкаться нам здесь нечего. Вы слышали, генерал заявил, что полк не будет душить революцию, а, наоборот, будет ее защищать. О чем же тут могут быть разговоры?.. Предлагаю прекратить всякие споры по этому вопросу. Дальнейшие события покажут нам, что нужно будет предпринимать.

– Правильно!
– обрадованно воскликнул Жученков.
– Чего зря языком болтать. Поживем - увидим. Само дело покажет...

– Поздно будет!
– крикнул Прохор. Но его никто не слушал. Члены комитета торопливо уходили из школы.

* * *

Вахмистр Востропятов был огорчен провалом заседания полкового комитета. Но он не хотел так легко сдать своих позиций и примириться с тем, чтобы генерал Хрипунов повел полк на подавление революционного Петрограда.

Вокруг Востропятова группировались надежные большевистски настроенные казаки, на которых можно было положиться в любую минуту. Но таких было мало. Надо было на свою сторону привлечь еще больше полчан, наиболее авторитетных среди казаков, убедить их, что командир полка Хрипунов ввязывает их в авантюру, задуманную Корниловым, которая неминуемо приведет к гибели.

Из наиболее авторитетных в полку казаков был Прохор Ермаков.

Востропятову нравился этот честный молодой казак. Он знал, что Прохор грамотен, лучше многих других казаков разбирается в происходящих событиях. И Востропятов в первую очередь решил приблизить его к большевикам.

...Прохор с Востропятовым сдружились крепко. Вахмистр знал много, имел опыт революционной работы. Они часто о многом беседовали. Прохор все больше и больше поддавался влиянию своего друга. Востропятов свел его со своими друзьями-большевиками.

Эта дружба с вахмистром и его товарищами была решающей в жизни Прохора. Он бесповоротно избрал путь революционной борьбы, стал верным помощником Востропятова.

IX

Несмотря на противодействия со стороны большевистски настроенных казаков во главе с вахмистром Востропятовым и Прохором, генералу Хрипунову все же удалось под страхом отдачи под суд заставить казаков погрузиться в вагоны. Теперь уже ни для кого не было секретом, что полк направлялся к Петрограду.

У казаков было подавленное настроение. Для каждого стало понятно, что полк шел туда не для прогулки, а для битвы с революционными войсками, защищающими столицу.

Среди казаков велись по этому поводу оживленные разговоры:

– Ведь генерал же сказал, что он против революции не будет выступать? А вот, оказывается, сбрехал.

– Он и зараз говорит, что супротив революции не пойдет, - отвечали другие.
– Он, мол, не супротив революции, а супротив смутьянов, грабителей и жуликов идет. Вот и пойми его.

17 августа вечером первая и вторая сотни были погружены в вагоны и первым эшелоном двинуты по направлению к Минску.

Стояла теплая августовская бархатная ночь. Прохор и Востропятов сидели у распахнутых дверей товарного вагона и вели тихий разговор. Мимо проплывали огоньки сел и деревень. В вагоне, у фонаря, казаки играли в карты.

– Это ведь еще не все, - говорил вахмистр.
– Я убежден, что наши атаманцы не будут сражаться против революционных войск. Вот посмотришь, Ермаков, как подойдем к Петрограду, да ежели увидят наши казаки, против кого их посылают класть голову, так сейчас же повернут назад. Класть головы за Корнилова да за таких, как наш генерал, они не будут. Не дураки.

– Больно уж уверенность у тебя большая, вахмистр, - мрачно заметил Прохор.
– Ежели б мы одни шли на Петроград, а то ж, я слышал, туда целиком Дикая дивизия идет. Они, брат, не будут разбираться, революционные там войска или еще какие. "Резил башка" - и все.

– Ну, брат, в Дикой дивизии тоже не все дураки, - возражал Востропятов, хотя сомнение вкрадывалось и в его сердце.

– Стыд и срам за наших казаков, - с раздражением проговорил Прохор. Видишь ты, страх на них напал, генерала испугались. Ежели б все дружно выступили, не пойдем, мол, и все... Никто б с места не двинулся.

– Что уж говорить о казаках, - сказал Востропятов, - когда ваши комитетчики - и те перед генералом на задних лапках прыгают, выслуживаются, проклятые... Все они, мерзавцы, как один эсеры да кадеты... Им с нами, большевиками, не по пути...

К ним подошел толстый, грузный казак Скурыгин.

– О чем, станишники, разговор ведете?
– спросил он подозрительно.

– Да вот, говорю, погода теплая стоит, - зевнул Востропятов.
– У нас, на Дону, теперь вовсю под зябь пашут...

– Это правда, - согласился Скурыгин.
– Охота пахануть... Надоела военная служба. Наш батя, бывало, десятин по пятьдесят засевал.

– Ничего себе, - удивился вахмистр.
– Вы, стало быть, жили-то богато?

– Да так, ежели поискать, - с самодовольством проговорил Скурыгин, то, пожалуй, богаче-то нас и в станице никого не было. Восемь лошадей имели, шесть пар быков...