Юми и укротитель кошмаров

Сандерсон Брендон

– А если он не назначил сменщика…

– Становится ясно, почему никто до сих пор не заметил стабильный кошмар, – закончил ее мысль Художник. – Почему этот кошмар свободно шастает по улицам. Большинство художников на дежурстве обходят только окраинное кольцо, потому что кошмары не могут его миновать, пытаясь проникнуть в центр города. Если этот кошмар каждый раз входит через мой участок, то его некому остановить.

Пугающая мысль.

Художник поманил Юми в переулок, но ей никак не удавалось разглядеть второй след.

– Никаро? – осторожно шепнула она

на ходу. – Почему бригадир считает, что ты отлыниваешь от работы? Почему всем кажется, что ты обманываешь?

Художник потупил взгляд. Юми захотелось пожурить его, настоять, чтобы немедленно объяснился. Его реакция явно свидетельствовала о вине.

Когда с ней так обращалась Лиюнь, это срабатывало. С ним – нет.

Впрочем, срабатывало ли это с ней? Постоянные требования, обвинения, порицания… Юми помнила утомительные дни, когда ей хотелось услышать хотя бы одно доброе слово, почувствовать хоть каплю снисхождения.

Выбор. У нее был выбор.

«Ты не обязана, как она, – подумала она. – Совсем не обязана».

Такие мысли были для Юми в новинку, и сжиться с ними оказалось труднее, чем она ожидала. Но все равно решила высказаться. Подобрать такие слова, какие ей всегда хотелось услышать самой.

– Ничего страшного, – прошептала она. – Я знаю, ты стараешься. Это главное.

Обратите внимание: порой именно так выглядит настоящий героизм.

Художник покосился на нее и тяжело вздохнул.

– Спасибо, – прошептал он. – Но ты меня раскусила. Тебе ли не знать, как тяжело бывает иногда. Изо дня в день делать одно и то же, чувствуя, что жизнь стоит на месте.

Он указал на металлическую пожарную лестницу сбоку здания. Юми прищурилась и едва различила слабый дымок на перекладине на уровне второго этажа. Они полезли вверх.

– В школе учителя постоянно говорили о важности нашей работы, – прошептал Художник. – Твердили о значимости искусства, заставляли зубрить теорию. Рассказывали, что главное в живописи – страсть и вспышки воображения. Учили, что мы должны различать формы кошмаров и рисовать их. На деле оказалось, что воображение далеко не безотказно. Стало понятно, что нас не научили, что делать, если не чувствуешь страсти, а фантазия подводит. Как быть? Что толку от теории, когда тебе нужно зарабатывать на пропитание? Реальность быстро научила меня, что работу можно выполнять, из раза в раз повторяя одно и то же. Бамбук – вполне надежный метод укрощения кошмаров, кто бы что ни говорил. Все эти высокопарные речи учителей разбились о стену истины. Иногда работа… это просто работа, Юми.

Они остановились на площадке между этажами. Юми промолчала, хотя далось ей это нелегко; лишь кивнула, чтобы он продолжал.

– Вот я и зашел в тупик, – продолжил Художник. – Ну да, пожалуй, так оно и есть. Я день за днем рисовал бамбук. Бригадиру Сукиси это не понравилось. Я ему в принципе никогда не нравился. Я уже говорил, что в школе меня тоже… не жаловали. У бригадира заранее сложилось обо мне предвзятое мнение, и он решил, что я рисую только бамбук, потому что на самом деле не ищу кошмары.

Они добрались до второго этажа, где

остался след кошмара. Когда Художник посмотрел на Юми, та осознала, что понимает его. Она вела себя иначе, вкладывая в работу слишком много души, в отличие от Художника. Но она уже догадалась, что Художник не ленив. Его отношение к работе крылось в сугубо личных эмоциях, которым Юми могла сопереживать.

– Быть великим художником тяжело, – прошептал он, присев рядом со следом кошмара. – А неплохим (низким стилем) – проще простого. Что бы ни думал бригадир, я свою работу выполнял исправно и не допускал, чтобы кто-нибудь пострадал. И не допущу. Пусть я не воин, как тебе бы хотелось, пусть я не могу никому угодить, но… я стараюсь.

Она кивнула и протянула руку к его плечу, как бы утешая, пусть и не отважилась прикоснуться.

– Посмотри внимательно, – указал Художник на дымок на стыке двух металлических балок. – Чем больше таких следов ты увидишь, тем проще будет их находить при патрулировании.

Юми вблизи рассмотрела металл и черную субстанцию, его покрывающую. Было похоже на кровь. Испаряющуюся кровь.

– Почему они не оставляют следов на земле? – спросила девушка. – Я имею в виду настоящие следы, как от ног.

– Иногда оставляют, – ответил Художник. – Но редко. Мы так и не поняли, в чем причина.

Любопытно. Похоже, кошмар наследил, зацепившись за край, когда поднимался по лестнице.

– Может, это происходит только случайно? – прошептала Юми. – Как в тот раз, когда я прошла сквозь стену шатра…

Художник задумчиво кивнул. Затем указал на верхушку лестницы, где к перекладине у окна прицепился еще один темный комочек, видимый в отраженном свете хионных линий.

– Художник, – прошептала Юми, – они правда опасны?

– Еще как.

– Но если стабильный кошмар разгуливает на свободе уже не первую неделю… почему он никого не убил?

Художник не ответил, лишь посмотрел на окно.

– Вдруг вы чего-то не понимаете? – продолжила Юми. – Я думала, что знаю о своей жизни все, но оказалось, что меня во многом обманывали. Может, у вас то же самое?

– Нет. Я видел фотографии городов, уничтоженных этими тварями.

– Как одно существо, пусть даже кошмар, может уничтожить целый город?

– Когда они стабильны, им трудно помешать. Они зовут друзей. Стоит одному стабилизироваться, как за ним тянутся другие. – Художник сделал паузу. – Мы так полагаем.

– Полагаете?

– Последний раз город уничтожали много десятилетий назад, и выжившие не смогли ничего толком объяснить. Говорили о десятках буйствующих кошмаров. – Художник посмотрел на Юми. – Но я гарантирую, что они опасны. Я лично видел, как один из них ранил ребенка до крови. Может, у меня нет ответов на все вопросы, но я твердо знаю, что кошмары – угроза для нас.

Юми кивнула, перевела дух и полезла посмотреть, что скрывается за окном.

Однако Художник остановил ее:

– Моя очередь быть привидением. На всякий случай держи звонок наготове. Он заведен; тебе нужно лишь щелкнуть переключателем, и звон услышат в соседних районах.