Юми и укротитель кошмаров
Шрифт:
Юми хотела было возразить, но Художник рассуждал здраво. К чему ей рисковать, когда он может подкрасться к кошмару незаметно? Художник подаст сигнал, если окажется, что кошмар стабилен, или в случае, если необходимо продолжать поиски.
Он тихо поднялся еще на два этажа и заглянул в окно. Юми в нетерпении ждала, сжимая одной рукой звонок, а другой – широкую сумку с холстами и не обращая внимания на боль от врезавшейся в плечо лямки. Она старалась ни о чем не думать и просто дышала. Вдох – выдох.
Вдох –
Художник повернулся и покачал головой:
– Там есть кошмар, но не тот. Идем дальше.
Он начал спускаться, но Юми осталась на месте. Смотрела, подняв голову.
– Что будет, – прошептала она, – если мы его не поймаем?
– Может стабилизироваться, – признал Художник, успевший спуститься на полмарша. – Но для этого понадобится много вылазок.
– Ты уже больше двух недель не патрулировал, – сказала Юми. – Двадцать семь дней. И тебя, вероятно, никто не подменяет. Что хорошего, если мы погонимся за стабильным кошмаром, при этом позволив куче других свободно кормиться и обретать форму?
– Если этот кошмар забредет на другой участок, его рано или поздно встретят.
– А если не забредет? Я могу покончить с ним прямо сейчас.
– Слишком опасно, – отрезал Художник.
– Почему? Если он нестабилен, то мне не навредит. Ведь так?
Художник встал рядом с ней.
– Юми, они питаются не только людскими сновидениями, но и мыслями. Разумом. Вдобавок не исключено, что этот уже начал стабилизироваться. По виду не всегда можно сказать.
Юми посмотрела Художнику в глаза и полезла вверх. Она училась несколько недель. Для чего, как не для этого?
Художник застонал, но последовал за ней. Юми подкралась к окну, собралась с духом и заглянула внутрь. На кровати лежала хрупкого вида старая женщина. Свет из окна обрамлял ее тело, а на лицо падала тень. Широкая кровать как будто поглотила ее.
Кошмар сидел у изголовья. Юми затаила дыхание. Она ожидала увидеть нечто похожее на человека. Тень, что-нибудь в таком роде. Но кошмар больше напоминал паука с лапами, сотканными из дыма. Эти лапы впились в матрас вокруг старушки, образовав подобие клетки. Кошмар был (низким стилем) огромным. Размером с самого крупного ястреба, что парили в небесах ее мира. Полностью вытянув лапы-щупальца, он мог достичь в ширину добрых пятнадцати футов.
Юми застыла в цепких когтях тревоги. Ей хотелось сорваться и помчаться вниз по лестнице, бежать, пока не оставят силы. Но она не смогла пошевелиться.
Что-то внутри ее узнало эту чудовищную фигуру и до смерти перепугалось. Первобытные инстинкты подсказывали, что не стоит вставать на пути существа, считающего людей добычей.
– Так, – прошептал Художник. – Осторожно сними сумку и успокойся, как я тебя учил. Если не будешь слишком пугаться, кошмар не отвлечется от жертвы.
–
– Помедитируй. И достань принадлежности.
Невозможно было одновременно медитировать и доставать принадлежности. По крайней мере, у Юми не получалось.
Стоя неподвижно, она попробовала дыхательную гимнастику. Кажется, помогло.
– Не делай резких движений и не разговаривай громко, – наставлял Художник. – Тогда он не обратит на тебя внимания. Если повезет, успеешь все нарисовать, прежде чем он отстанет от жертвы. Изгонишь его тихонько, и несчастная старушка даже не узнает, что случилось.
Юми не шелохнулась.
– Юми? – окликнул Художник. Затем повторил чуть громче: – Юми?
Кошмар шевельнулся и повернул к ним подобие головы. С «лица» на пол капала жидкая тьма. Глаз не было…
Или вот эти крошечные белые точки – глаза? Как булавки, вонзенные в бесконечность. Тварь выпрямила четыре из множества своих лап и потянулась через всю комнату к окну.
Она увидела людей.
Нет… она услышала Художника.
– Подожди. – Художник поднялся. – Он указывает на меня. Неужели (низким стилем) заметил?
Юми наконец собралась с силами. Торопливо опустила взгляд и выудила из сумки тушечницу. Дрожащими пальцами попыталась открутить крышку, но та держалась плотно, как приклеенная.
– Ты меня слышишь? – громко произнес Художник, шагнув вперед.
Кошмар остановился и опустил лапы. Затем развернул свое массивное тело под крутым углом, опираясь лишь на две конечности, и снова потянулся к окну. Лапы-щупальца медленно, осторожно удлинялись, как будто сама ночь тянулась к Художнику, чтобы проглотить его.
– Ты меня видишь, – удостоверился Художник. – Неудивительно. Раз Виньетка меня видит, то и… – Он сбился, после чего издал сдавленный вскрик.
Юми обернулась.
И увидела, что Художник рассеивается.
Он застыл, вытаращив глаза. Его руки и ноги расплылись дымкой, потеряли четкость. Его тело потянулось к кошмару. Его сущность закрутилась, разделившись на два миниатюрных вихря. Один голубой. Другой розовый.
Хион. Его душа превращалась в хион. А кошмар, раскинувший лапы вокруг окна и подтягивавший свое тело к Художнику, не сводя с того глаз-булавок, впитывал эту энергию.
Юми закричала.
Художник просил ее не делать этого. Слабые кошмары страшатся внезапных звуков, но задача художника не в том, чтобы просто их спугнуть. Их нужно поймать, чтобы не напали на кого-нибудь еще. Тем не менее громкий шум способен дезориентировать чудовище, и, если у художника закончились холсты или тушь либо он не может рисовать по иной причине, допустимо прибегнуть к крику. Но Юми, конечно, не руководствовалась этой логикой.
Ход ее мыслей сводился примерно к этому: