Юнда. Юдан
Шрифт:
– Вообще-то можешь. Ты, - заметил Хаборилл, задумчиво повернувшись к андроиду.
– Если тобой буду управлять я.
Александр заметно поморщился, очень по-человечески мотнув головой.
– Это больно. И страшно. Точнее, не больно, - поправился андроид, - только очень страшно.
– Я не Ларан, - напомнил Хаборилл.
– Я вхожу в симбиоз иначе.
Он пружинисто поднялся с кресла, шагнув к Александру ближе, погладил пальцами здоровой руки по вискам андроида и, резко выдернув один из шнуров на его голове, сжал в кулаке. Александр замер, дернулся и медленно повернул голову к Хирою.
–
Подойдя к контейнеру, Александр поднял крышку и, с легкостью удержав рванувшуюся было цепь одной рукой, другой резко дернул ее за "хвост", грубо вырывая одно из звеньев. На месте рывка осталась "рваная рана" - обрывок металла.
Хирой почувствовал, что виски сдавливает звон. Это могло в равной степени быть иллюзией и "криком" раненой цепи.
Александр со стуком захлопнул крышку и положил овальное, чуть деформированное звено на стол, подальше от приборов. Кружочек металла заметно подрагивал, как будто его била дрожь.
– Не надо, - сам удивляясь себе, попросил Хирой.
– Пожалуйста, перестань ее мучить.
Он почувствовал вдруг, что сейчас упадет - было что-то чудовищно неправильное в том, как Хаборилл чужими руками мучил живое существо. Непонятное, недоброе, незнакомое - но очевидно живое.
Александр удивленно покосился на него, и в его взгляде не было ничего от его обычного псевдо-понимающего (андроидам-медикам заложена программа визуализирования, призывающая всегда и в любой ситуации изображать на лице понимание) взгляда - камерами, которым была придана форма глаз, на человека холодно и удивленно смотрел Хаборилл.
– Тебе жаль ее...
– удивленно протянул сатен голосом андроида.
В его словах не было ни насмешливого превосходства, ни жажды добить, уничтожить, унизить человека. Он не собирался напоминать Хирою о том, что эта цепь кого-то убила. Что ее собратья убили Альму. Он просто удивлялся - совершенно искренне.
Помедлив минуту, андроид снова взял дрожащее звено цепи в руки и вернул в контейнер. Хирой заворожено, с каким-то отстраненным ужасом, наблюдал за тем, как цепь сворачивается клубком вокруг звена, будто защищая - от этого как-то остро, до слез, сжималось сердце.
Так же быстро, как вошел в симбиоз, Хаборилл отпустил Александра.
– Непривычно - видеть мир твоими глазами, - заметил андроид.
– А у тебя цветонастройка сбита, - не остался в долгу сатен.
– Она разумна...
– не слушая их, пробормотал Хирой.
– Разумна, - согласился Хаборилл, положив когтистую ладонь человеку на плечо.
– И в этом весь ужас.
Через сто семьдесят шесть минут после первого импульса в двигатели орбитальной станции Тиферет был направлен второй тормозной импульс. Третий импульс последовал через триста семьдесят четыре минуты. Через сорок две минуты после третьего импульса, орбитальная станция Тиферет вошла в атмосферу планеты Юдан.
За обзорным экраном в моей каюте проносились смазанные звезды, но я смотрел не на них, а на то, как они окрашивают серебром золотые волосы Ларан.
Шрамы на ее теле смотрелись чудовищно, и при этом - удивительно красиво, очерчивая контуры
Она улыбалась, и это было лучшее, что я видел в жизни.
Она обнимала меня, и это было лучшее, что я когда-либо чувствовал.
Я любил ее под взглядом бесстыдных звезд.
Я любил ее, когда звезды за обзорным экраном сменились алыми всполохами сгорающей в атмосфере обшивки.
Орбитальная станция Тиферет падала на Юдан.
Часть 2. На земле. Юдан.
Глава 1. Внутри
Я открыл глаза, и глубокая беззвездная чернота распахнулась передо мной.
Мне пришлось проморгаться, прежде чем я понял, что это не ночь - просто у меня до темноты перед глазами болит голова. Кажется, я просто не до конца вышел из обморока или чего-то подобного. Мне потребовалось некоторое временя, чтобы не впасть в панику, а снова закрыть глаза и начать дышать и, что более важно - думать.
Думать было страшно. Выходило что-то ужасное, непоправимое, неправильное, чудовищное. Я понял это не по больной голове и темноте, я понял это по одному единственному слову Ларан, сказанному в моей темноте:
– Аргхынонт!
До этого я никогда не слышал этого сатенского ругательства.
Я поймал себя на том, что помню вчерашний день очень смутно, что не могу даже доподлинно сказать, вчерашний ли это был день и был ли он вообще. Тот день, когда мы оказались вместе с сатеном Ларан в моей каюте. Воспоминания приходили сами, ничем не контролируемые, и напоминали фильм, снятый о ком-то другом, но никак не реальность, в которой участвовал я сам.
Я помнил ощущение ее тела под пальцами - она дрожала, как будто ей было холодно, а сама была теплой, почти горячей, и чудовищно горячими были шрамы и синяки на ее белой коже. Она целовалась не одержимо и резко, как я ожидал от сатена, а медленно и не спокойно даже - умиротворенно, как будто давно все решила для себя и в том, что мы делали, для нее не было ничего нового или необычного. С ней я не мог думать о Джил или Альме, с ней я вообще ни о ком не мог думать. Мне казалось, что я не знал еще женщины более чувственной, более красивой и более нежной, чем Ларан. Она была больше чем женщина, она была божеством, высшим существом, и мне оставалось только поклоняться ей и любить ее.