Юнги. Игра всерьез
Шрифт:
Однако какой же настоящий моряк не курит? Школьный хор разучивал песню «Закурим матросские трубки». Билли Боне вкусно попыхивал великолепным «Капитанским» табаком. Число смельчаков, которые успешно преодолевали трудности и следовали флотским традициям, росло. Самым храбрым и ловким во втором взводе оказался Генка Ковров. Он курил на каждой перемене.
Репертуаром художественной самодеятельности обычно занимался «бывший Женя». Петровский был очень недоволен, когда в его обязанности неожиданно вмешался военрук. На репетиции Радько начисто раскритиковал песню из кинофильма
– Вот вы сами курите? – спросил он у солиста Гасилова.
– Я? Еще нет! – признался Аркадий.
Хор расхохотался по всем правилам – на два голоса. Многие помнили, как Гасилов попытался затянуться, но лишь облился слезами.
– «Чикинг» и есть «чикинг», – сказал тогда Гена Ковров, отбирая папиросу, – что означает по-русски просто «цыпленок».
– И не начинайте, – улыбнулся военрук. – Как известно, у курильщиков уменьшается объем легких. А у вас, – тут Радько критически оглядел ученика, – он и так невелик.
Замечание капитана 3-го ранга подлило масла в огонь. Басы дружно вторили дискантам. Грудь у Гасилова несколько выступала углом вперед и напоминала птичью.
– В-вы же сами советовали, – обиделся Аркашка и от возмущения снова стал заикаться. Как же так? Песня «Закурим матросские трубки» в кабинете приемной комиссии решила его судьбу. Гасилов сразу же записался в самодеятельность и настоял, чтобы эту песню тоже включили в репертуар.
– Курить советовал? – удивился Радько. – Такого не припоминаю.
– П-петь! – с отчаянием выкрикнул Аркадий.
– Гасилов говорил, что это ваша любимая песня, – пришел на помощь товарищу Гена Ковров.
– Чего в ней хорошего? – возразил капитан 3-го ранга и приказал: – Песню из репертуара снять!
Военрук сказал, что ему больше всех нравится песня о Щорсе, но это дело вкуса, и он на ней совсем не настаивает.
Старший политрук Петровский на репетиции не присутствовал, но потом не упустил возможности сказать Константину Васильевичу, что ему лучше в эту сферу не вмешиваться. Петровский еще не забыл, как Радько восхитился безыдейной «Одессой-мамой», и был поэтому невысокого мнения о вкусах военрука.
– Раскритиковали песню из популярного морского фильма, – пояснил старший политрук. – А ее не в подворотнях поют, а исполняют по радио.
– В том-то и дело, что из популярного, – ничуть не обиделся Радько. – А уборщицы в спецшколе отовсюду выгребают окурки. Пока мальчишки не втянулись, надо пресечь.
Трудность заключалась в том, что курильщики находились под надежной охраной. Дневальные по гальюнам на переменах обычно торчали снаружи и как будто соблюдали инструкции. Но условный стук при появлении начальства автоматически наводил в помещении идеальный порядок.
– Главная задача – перевести запретный плод в разряд тайного греха, – сказал Радько Петровскому.
Старший политрук не мог с этим не согласиться.
Через несколько дней в вестибюле появилось объявление о том, что после уроков состоится лекция об экспедиции подводных работ особого назначения. В актовый зал принесли водолазный скафандр со
Ребята удивились: что понимает в водолазном деле преподаватель биологии, который совсем недавно ходил в сухопутной военной форме? Однако с первых же слов все поняли, что понимает. Василий Игнатьевич вспоминал о своем участии в экспедиции, которая поднимала затонувший корабль в Белом море. Лектор рассказывал о стаях рыб, шныряющих вокруг водолаза. Он видел эти стаи, когда шел по морскому дну целых два километра, продираясь в зарослях хищных цветов актиний и осторожно ступая по грунту, чтобы не давить свинцовыми подошвами филигранных морских звезд.
Антон Донченко поморщился и шепнул соседям, что биолог врет. В Белом море таких моллюсков не водится, а про все остальное можно прочитать в книге писателя Золотовского. Но книжки книжками, а на лекции все равно было интересно. Военврач предложил желающим примерить настоящий водолазный костюм. Желали все, но больше всех повезло Геннадию Коврову. С помощью боцмана Дударя он влез в тесную резиновую рубаху, на плечи ему навесили свинцовые вериги, и через круглую дырку переднего иллюминатора было заметно, как Генка задается.
Артяев не разрешил только завинчивать стекло в медном шлеме, так как в спецшколе еще не было насоса, которым закачивают в скафандр воздух. Ковров дышал через это отверстие, но все равно с каждым выдохом старался нажимать затылком на специальный выпускной клапан, как водолаз на грунте.
Тем временем Артяев перешел к менее приятным воспоминаниям. Сообщив о симптомах декомпрессионной болезни, Василий Игнатьевич рассказал о баротравмах легких и уха, остановился на обжиме, когда скафандр начинает «работать» наподобие кровососной банки. Слушатели взглянули на живой экспонат и вдруг увидели, что Ковров покраснел от натуги, лицо его покрылось каплями пота. Тяжелое снаряжение придавило Генку, у него подгибались колени. В глухой резиновой рубахе стало жарко и душно. Как будто он действительно был поражен одной из страшных водолазных болезней.
В зале началось шевеление. На водолаза показывали пальцами. Лектор прервал рассказ и засуетился вокруг.
– Что за шум! А? Шуму много! – гаркнул Дударь, вскакивая на эстраду. – Развели панику. Факт!
Главный старшина мобилизовал ближайших учеников, и они стали извлекать Геннадия из скафандра.
Один Билли Боне не разделял общей тревоги. Происшествие было запланировано по его сценарию, только биолог не сразу обратил на Коврова внимание, затянул эксперимент и вообще перестарался. Рионов ревниво поглядывал на лектора и скептически улыбался. Его самого отставили от лекции в последний момент по совершенно вздорной причине. Докладывая Радько план своего рассказа, Борис Гаврилович машинально вытащил трубку.