Юный Владетель сокровищ. Легенды
Шрифт:
– Да. да, не беспокойтесь, завтра я его отдам, а сегодня посмотрюсь в зеркало…
– В зеркало твоих придумок, дочка… Где ты его найдешь?
К сверкающему острию вечера были обращены зрачки Лиды Саль, как к грани невозможного, к грани, по которой можно взобраться на небо.
– Бездельница проклятая!. – схватила ее за волосы хозяйка харчевни,. – Имей совесть, тут горы посуды немытой! Какой день на ходу засыпаешь, все из рук валится!
Мулатка дала ей вволю потрепать себя за косы и потрясти за плечи, смолчала. А через минуту, словно по мановению волшебной палочки, ругань утихла. Да
– Праздник уже подошел, а эта сеньорита даже не соизволит попросить у меня новое платье. На те деньги, которые я тебе должна. можешь купить себе кофту, юбку, туфли, чулки. Нельзя являться в церковь и участвовать в шествии в таком виде, как бедная побирушка. Постыдилась бы! Что будут говорить обо мне, о твоей хозяйке! Могут подумать, я тебя голодом извожу или деньги не отдаю.
– Хорошо, если хотите, отдайте мне их завтра, я куплю что-нибудь.
– Конечно, конечно, девочка, за добро платят добром. Ты мне делаешь добро своей услужливостью, я тебе тоже отплачу добром и сама куплю все необходимое. Ты молода и недурна. Кто знает, может, из тех, кто приведет на праздник скот для продажи, и подберешь себе хорошего мужа.
Лида Саль слушала ее, но не слышала. Мыла и чистила кухонную утварь, обдумывая, обмозговывая то, что внезапно пришло ей в голову при виде последнего отблеска уходящего вечера. Самым трудным было чистить сковороды и кастрюли. Вот ведь напасть! Надо было пемзой отскребать со дна пригоревший жир, а потом снаружи отчищать сажу, тоже сальную.
Свет луны заставлял забывать, что наступила ночь. Казалось, день лишь похолоднел, но как был, так и есть.
– Это недалеко,. – говорила она себе, облекая свои мысли в слова,. – и воды там много, почти озеро.
Она недолго пробыла в своей каморке. К рассвету надо вернуться и отдать костюм «Праведника» слепому, чтобы тот отнес его в дом Альвисуресов… ох, а до этого надо успеть посмотреться в большое зеркало, у волшебства ведь свои порядки…
Сначала в чистом поле она растерялась. Но затем глаза попривыкли к рощицам, к камням, к теням. Путь был так ясно виден, что казалось, она идет в свете дня, утопленного в ночи. Если бы ее кто-нибудь увидел в таком диковинном наряде, то наверняка бросился бы наутек, приняв за дьявольское наваждение. Ей самой было страшно, страшно показаться себе огненным наваждением, факелом полыхающих блесток, блестящим потоком бисера, одним-единым драгоценным камнем человеческой формы в искрящейся водяной оправе, когда она подойдет и посмотрится в озеро, наряженная в костюм, который наденет Фелипито Альвисурес в день праздника.
С самого края склона, грозящего обвалами, меж обнаженных корней и неустойчивых валунов смотрела она в раздумье на широкое озерцо, зеленое, синее и глубокое, в лунных бликах и в снах тьмы под рвущейся вуалью низких облаков. Она ощущала себя кем-то другим. Неужели это она? Лида Саль? Мулатка, скребущая кастрюли,. – вот эта девушка, проделавшая этот путь, этой ночью, под этой луной, в этой одежде, сверкающей пламенем и росой?
То и дело сосны ветвями гладили ей плечи, дремотно пахшие цветы-сомнамбулы осыпали ее лицо и волосы влажными поцелуями.
– Дорогу! Дорогу!. – говорила она, пробираясь
– Дайте дорогу! Дайте дорогу!. – повторяла она. пробегая мимо глыб и камней, скатившихся с неба, если это были метеориты, или исторгнутых вулканом впору не столь давнего извержения, если это были доли земли.
– Дорогу! Дорогу!..-кричала она водопадам. .
– Бегите, спешите да красоту пропустите!. – ручейкам и речушкам, спешившим, как и она, поглядеться в большом зеркале.
– Да, да! Вас-то оно проглотит,. – говорила она им,. – а меня не будет проглатывать, меня только увидит, увидит в одежде «Праведника», чтобы все было так. как велит колдовство.
Не было ни ветерка. Только луна и вода. Лида Саль прислонилась к дереву, которое плакало во сне, но тотчас отскочила в страхе: как бы это не оказалось дурным предзнаменованием. – глядеться в зеркало рядом с деревом, которое плачет во сне.
Она металась по берегу, искала место, с которого могла бы увидеть себя во весь рост. Ноне видела своего полного отражения. Во весь рост. Разве что взобраться на высокий камень на том берегу.
– Хотя бы слепой меня увидал… Да нет, глупости, как может меня увидеть слепой…Да. я говорю глупости, и смотреть надо мне одной, и надо увидеть себя в полный рост.
И вот она уже влезла.уже стоит на базальтовой глыбе, разглядывая себя в воде.
Найдется ли лучшее зеркало?
Она поставила одну ногу на самый верхний уступ, чтобы насладиться зрелищем блесток, бисера, сверкающих камней, позументов, золотых шнурови шитья на костюме, потом -другую ногу и вытянула шею, но не удержалась, и ее тело упало на свое отражение, и не осталось на воде ни отражения, ни тела.
Но она снова появилась на поверхности. Старалась спастись… руки… пузырьки… смертная тоска… она опять стала мулаткой, которая борется за недостижимое… берег… теперь этот берег превратился в недостижимое…
Две смертные тоски…
Последними угасли ее глаза, две смертные тоски, глядевшие на уходивший берег матенького озера, прозванного позже «Зеркало Лиды Саль».
Когда дождь идет присвете луны, ее труп появляется в зеркале. Его видели скалы. Его видели ивы, плачущие своей листвой и своим отражением. Олени и кролики его видели. И разносили эту весть стуком своих земляных сердечек кроты, прежде чем возвратиться в свои подземелья Серебряные трепетные сети дождя выхватывают ее образ из недвижного зеркала и влекут в костюме «Праведника» по водной глади, а озеру кажется, что она уходит насовсем в сверкании камней и блесток.
Хуандо Прикованный
Она, Карденала Сифуэнтес, ни в чем его вслух не упрекнула (говорили только глаза, только руки). Слов не было. У него слов не было. Не знал, как сказать. Были не то хрипы, не то стоны от своей тоски, от холода в спине, от струек пота, обращавших его в лейку с крупными порами, влажнивших тело, голову, ладони. Почему, почему он ничего не говорил Карденале? Правда, слова пришли. Немногие. Очень немногие. Несколько червяков, вползших в долгую тишину. В конечном итоге. Так можно сказать теперь, когда строятся в ряд отдельные эпизоды, очень разные, но связанные один с другим каким-то фатальным образом.