Юрист по призванию
Шрифт:
Алексей, казалось, погрузился в свои мысли и Антон, спешно попрощавшись, вышел из кабинета, оставив юриста наедине с собой и новыми документами.
Через час после того, как за Антоном закрылась дверь, Алексей вызвал Татьяну, протянул ей листы бумаги и уверенно произнес:
– Отвези сегодня два заявления: одно на ознакомление с материалами уголовного дела, другое на встречу с подсудимым. Обязательно уточни, установлено ли конкретное время для встреч с защитниками и есть ли очереди. Все понятно?
Таня кивнула.
Внимательно прочитав обвинительное заключение и сфотографировав все страницы уголовного дела, Алексей направился в Академию экономики и права.
Ему хотелось поделиться своими мыслями и посоветоваться с опытным юристом,
Иван Иванович был неизменным членом жюри вузовского КВН и получал самые громкие и продолжительные аплодисменты, когда появлялся в большом актовом зале, наполненном студентами. Его любили, и на протяжении многих лет награждали неофициальным титулом «Настоящий профессор». Спросить его мнение можно было везде, а получить помощь всегда, даже когда самые темные тучи сгущались над легкомысленными студентами.
Найдя на кафедре преподавателя, Алексей радостно произнес:
– Здравствуйте, Иван Иванович!
Пожилой профессор медленно повернулся и прищурился.
– Только не говорите, что Вы поступили во второй раз, - произнес он, как всегда вежливо обращаясь на «Вы».
Алексей улыбнулся и ответил:
– Не в этот раз, профессор.
– Значит, я упустил какую-то отработку? – уныло продолжил он.
– Нет, профессор, мне нужен совет.
– Тогда пойдёмте в мой кабинет, - в голосе преподавателя прозвучали довольные нотки.
Алексей последовал за профессором, удовлетворенно замечая, что рукава его поношенного пиджака по локоть в пылинках мела. Иван Иванович пользовался исключительно доской и мелом, принципиально игнорируя средства современной компьютерной презентации.
Когда они вошли в просторный кабинет и расположились в мягких креслах, профессор достал папиросу и спички. Эта была еще одна особенность Молчанова. Какой бы ректор не боролся с дурной привычкой, все было безрезультатно, как и желание перенести процесс курения в специальное помещение. Не помогали и врачи, которым профессор на их замечания и неутешительные прогнозы приводил в пример Черчилля, неплохо курившего сигары, еще лучше выпивавшего коньяк, но при этом прожившего девяноста лет. И очередной ректор отступал, молча выслушивая упреки коллег по поводу дыма на весь коридор, прокуренного кабинета, дурного примера студентам и нарушения антитабачного закона.
Алексей внимательно посмотрел на большой стеклянный шкаф, где на полках размешались разнообразные портсигары - часть знаменитой коллекции профессора. Пластмассовые, кожаные, металлические, стеклянные и деревянные с узорами и без, некоторые из них больше напоминали декоративные коробочки, а не футляры для сигарет.
Тем временем Иван Иванович раскурил папиросу и кивнул Алексею, намекая на готовность слушать.
Баранов, пытаясь не обращать внимания на дым, несколько спутанно и взволнованно рассказал профессору о том, что ему предстоит защищать секретаря регионального отделения партии, который убил свою сотрудницу, а также поделился
– Слышал я про это убийство, писали о нем в газетах. На первый взгляд дело проигрышное, но мысли у Вас правильные, только не помешает обратить внимание и другие моменты.
И профессор рассказал, на что еще следует обратить внимание.
– Иван Иванович, - начал Алексей после того, как профессор замолчал, - я боюсь за то, что не справлюсь, что у троечника нет шансов оказать хорошую юридическую помощь своему подзащитному.
– Абсолютно зря, - категорически ответил преподаватель и продолжил, - многие талантливые, даже очень талантливые люди были полными неудачниками в школах и институтах, а порой просто не могли их окончить. Но в жизни они добились гораздо большего, чем их коллеги-отличники и даже стали известными на весь мир. Так, например, Ньютон был двоечником, неспособным к обучению, из-за чего родители забрали его домой, Эйнштейн считался отстающим в развитии и в 15 лет его исключили из гимназии за неуспеваемость. Эдисона, как умственно отсталого, выгнали из школы, Чехова два раза оставляли на второй год, а Пушкин слабо учился в лицее и на аттестации оказался вторым с конца. В истории достаточно таких примеров.
– Я читал, что Горький не окончил школу, - поддержал разговор Алексей, - а отец Вольтера говорил о нем и его брате «Я вырастил двух дураков. Один дурак в прозе, а другой – в стихах».
– Вот видите, в этом тоже есть логика, сколько раз Вы приходили ко мне на отработки?
– Двенадцать.
– А отличник ни разу. За двенадцать раз Вы многократно перечитали лекции и учебники, разобрались во всем, что было непонятно. А еще научились понимать мое настроение, чтобы прогнозировать свои шансы. Когда Вы не знали, что говорить, то учились слушать. Когда Вы не знали, что делать, то учились слышать. Все эти знания помогут Вам принять правильные решения. Вы вооружены и очень опасны, - пошутил профессор.
Алексей улыбнулся.
– Я Вам верю.
– Тогда выше нос и успехов Вам, коллега, - попрощался Иван Иванович, - только обязательно зайдите, расскажите, как все получилось.
Алексей утвердительно кивнул, пожал преподавателю руку и вышел из кабинета. Посмотрев на часы, он решил идти быстрее, до встречи со своим подзащитным у него оставалось немногим более одного часа.
Алексею сказали, что пустят к заключенному после трех часов дня. И теперь он с волнением ждал этого момента. Многое в этой истории еще было непонятным, и юрист надеялся развеять свои сомнения. Наконец, после оформления необходимых документов его повели по длинным и мрачным коридорам с бесконечными дверями и решетками. В самом конце одного из коридоров надзиратель открыл дверь и пустил юриста в небольшую комнату без окон и с шероховатыми стенами, металлическим столом и двумя стульями.
Взгляду Баранова предстал невысокой щупленький мужичок лет шестидесяти в помятых брюках и рубашке с завернутыми рукавами, который сидел на стуле. Несмотря на содержания в изоляторе, мужчина был гладко выбрит и больше напоминал не заключенного, а пациента одной из больниц, ожидающего операцию.
– Здравствуйте, - поприветствовал его Алексей.
Виктор Михайлович легонько кивнул и по его тусклым глазам Баранов понял, что тот смирился со своим заточением. Под прессом следователей, он уже не видел смысла бороться и что-то доказывать, тем более, когда его никто не слушал. Где-то внутри него еще горел человеческий огонек, верящий в справедливость, но он был такой маленький, а ветер сомнений такой сильный, что уже совсем скоро огонек мог угаснуть, погрузив душу в потемки. Именно поэтому, при встрече со своим молодым защитником Виктор Михайлович не показал никаких чувств, спокойно рассматривая юриста, как бы пытаясь определить не перспективы своего дела, а запомнить образ свободного человека, которого он еще долго не сможет увидеть. Алексей сел напротив и произнес: