Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем "Список благодеяний "

Гудкова Виолетта Владимировна

Федотов.

Эта тема — социализм.

Леля.

Неправда.

Федотов.

А какая же?

Леля.

Тема одинокой человеческой судьбы. Тема Чаплина. Урод хочет быть красивым, нищий — богатым, лентяй хочет получить наследство, матери хочется приехать к сыну…

Федотов.

Понимаю, т/о/ е/сть/, тема личного благополучия. Кулаческая тема [350] .

Леля.

Если угодно — кулаческая.

350

Ср.: «Долго не понимал значения ожесточенной травли „кулаков“ и ненависти к ним в то время, когда государственная власть, можно сказать, испепелила все их достояние. Теперь только ясно понял

причину злости: все они даровитые люди и единственные организаторы прежнего производства, которым до сих пор, через двенадцать лет, мы живем в значительной степени» (запись 6 февраля 1930 г.). И далее, 8 августа: «До сих пор наш социализм еще ничего не творил, он прозябает, как паразит, на остатках капитализма: „кулак“ никогда не может быть раскулачен, потому что капитал не в вещах, а в душе» ( Пришвин М.Указ. соч. С. 144, 166).

Федотов.

Хорошо. Вы хоть понимаете.

Леля.

Я все понимаю, в этом мое горе. Я не знаю, что происходит со мною. Я одна во всем мире, только я одна. Это все в душе у меня: борьба двух миров. И не с вами это я спорю, а спорю сама с собой… веду сама с собой мучительный долгий спор, от которого сохнет мозг… В день окончания гимназии цвела акация, лепестки падали на страницы, на подоконник, в сгиб локтя… Я видела свою жизнь, она была прекрасна. (Подавать.)

Федотов.

Это все ужасно, что вы говорите. Вам нужно возвращаться в Москву.

Леля.

Что?

Федотов.

Я говорю, как можно скорее в Москву уезжайте.

Леля.

Вы говорите официально, от имени полпредства?

Федотов.

Я говорю как товарищ, просто советую.

Леля.

Слушайте.

Федотов.

Что? (Мягко, с улыбкой.)

Леля.

У меня к вам просьба.

Федотов.

Пожалуйста. Какая? (Услужливо.)

Леля.

Дайте мне денег.

Молчание. Федотов — большое изумление.

Простите меня, я пошутила, конечно.

Федотов.

У вас какая-то рваная психика, Елена Николаевна.

Леля.

Вы только теперь заметили? Тонкий наблюдатель. А я, между прочим, серьезно просила у вас денег. Я не хочу возвращаться в Москву.

Федотов.

Вы говорите глупости, Елена Николаевна. Что с вами происходит? Шатаетесь? Раздваиваетесь! Висите в воздухе, колеблетесь? Довольно, наконец. Подумайте: безработица, голод, прозревают слепые, зубы оскалены, какая здесь может быть философия? Борьба за рынки, за каучук, за нефть. Изобретаются пушки… Война, война приближается, все ясно, все просто… И вдруг вы о своей личности. Я, я, я, где я? Кто я? С кем я? Как меня зовут? Я лучше всех. Все нипочем. Только я. Хорошо мне. Плохо мне. Да ну вас, ей-богу. На что вы жалуетесь? Ваша личность подавлена? Выдумаете, что ваши интеллигентские жалобы чем-нибудь отличаются от жалоб кулака на то, что коллективизация лишила его хутора? Ничем, это одно и то же. О чем вы говорите? Не хотите возвращаться домой, не нравится быть советской гражданкой. Хотите остаться здесь? Да? Вы, которая уже была там, в советской стране, уже вместе с пролетариатом укладывала первые камни нового мира? Уже поднимала на плечи такую огромную славу, славу советской революции. Унижаетесь до мысли о том, чтобы остаться здесь, бежать из самого лучшего мира, из самой умной, самой передовой, единственно мыслящей среды — среды трудящихся нашего Союза. Это сон, бред. Париж, Париж!.. Вот мы стоим в Париже, да. Но тот Париж, который в мечтах у вас, — этого Парижа нет теперь: он уже призрак. Культура обречена на смерть. Вы думаете, что буржуазная Европа так же молода, как и вы. Это развалившийся храм, а вы поклоняетесь обломкам его колонн [351] . Другая Европа встает. Если вы хотите остаться здесь, тогда будьте последовательны… Если хотите остаться в лагере лавочников, кулаков, мелких собственников, тогда идите и стреляйте в безработных вместе с полицией. Да, да, да! Это одно и то же. Кто жалуется на Советскую власть, тот сочувствует полиции, которая расстреливает безработных в Европе. А вы думаете, вы сверхчеловек, Елена Гончарова, интеллигентка! Нечего притворяться, нечего прикрываться философией, ваша изысканная философия есть просто философия лавочника или полицейского. Значит, вы с ними. Поймите, что не может быть положения, которое занимаете вы — или здесь, или там. Где же вы? С нами или с ними?

351

Ср.

в письме Горького к А. И. Свидерскому от 3 января 1929 года: «Вероятно, я с Вами разойдусь в оценке „громадного художественного богатства западно-буржуазной культуры“. Мне кажется, что богатство это „все в прошлом“, а в наши дни литература Запада интересна только как зеркало именно „разложения буржуазии“» (ГАРФ. Ф. 4359. Оп. 1. Ед. хр. 236. Л. 3).

Леля.

Поцелуйте меня в лоб, официально, от имени полпредства.

Федотов

(изумлен, Целует деловито).Ну, вот видите, и отлично. А вам очень хочется на бал?

Леля.

Только не говорите вашим товарищам. Хочется.

Федотов

(смеясь).Тщеславие?

Слово «тщеславие» должно быть дискредитировано.

Леля.

Да.

Федотов.

Тем интереснее вызвать злобу. Они вас на бал, а вы откажитесь.

Леля.

Федотов, вы симпатяга.

Федотов.

Вы тоже (серьезно, деловито. Надевает пальто иперекладывает револьвер).

Леля.

Что это?

Федотов.

Боевая привычка, револьвер поближе к руке. Ну, до свидания. (Уходит.)

Входит Татаров.

Татаров.

Если я не ошибаюсь, вы госпожа Гончарова?

Леля.

Да, это я.

Татаров.

Здравствуйте.

Федотов

(задерживаясь).Елена Николаевна. (Подходит к Татарову.)Что вам угодно?

Татаров.

Простите, я пришел поговорить с артисткой Гончаровой, бежавшей из Москвы.

Леля.

Я вас не знаю.

Татаров.

Это ваш муж? Вы бежали вместе?

Леля.

Я вовсе не бежала.

Федотов.

Кто вы такой?

Татаров.

Моя фамилия Татаров.

Федотов.

А, это редактор эмигрантской газеты «Россия». Зачем вы пришли сюда?

Татаров.

Борьба за душу. Вы ангел, я, конечно, дьявол, а госпожа Гончарова — праведница.

Федотов.

Уходите отсюда немедленно.

Татаров.

Милостивый государь…

Федотов.

Вам хочется спровоцировать нашу артистку?

Татаров.

Я пришел разговаривать не с вами.

Федотов

(спокойно).Уходите отсюда, или я…

Татаров

(постоянно убыстряя).Застрелите? Не думаю. Не рискнете. Здесь не любят убийц. Здесь человеческая жизнь не отвлеченное, а весьма конкретное понятие. Прежде всего явятся полицейские, два полицейских с усиками, в черных пелеринках, они схватят вас за руки, возьмут небольшой разгон и ударят вас спиной о стенку несколько раз, пока не отобьют вам почки. Потом, с отбитыми почками, харкающего кровью, поведут вас…

Федотов.

Ей-богу, у меня чешутся руки. (Леле, таинственно, по секрету.)Я когда-то был комбригом, Елена Николаевна.

Леля

(женственно, кокетливо).А вы знаете, Федотов, интересно. Живой эмигрант. ( Шутя, к Федотову.)Пусть говорит. Я потом буду рассказывать в Москве. Живого эмигранта… видела… Я близорукая, жаль. А ну, повернитесь. Какой вы сзади? Или пройдитесь. Вы карикатура. Я часто видела вас на первой странице «Известий». Вы — нарисованный плоскостной человечек. Как же вы смели протянуть мне руку? Вы — человек двух измерений. Вы тень, я — скульптура. Пожать вам руку — это антифизический акт.

Пауза. Татаров неподвижен.

Федотов.

Елена Николаевна!

Леля.

Идемте, Федотов. Я провожу вас. Пусть он улетучится, как тень.

Уходят.

Татаров

(один). Тень. Хорошо. Но чья тень? Твоя.

Хозяйка.

Г/осподи/н Татаров, добрый вечер, г/осподи/н Татаров. (Встревоженно.)Что с вами?

Татаров молчит.

<