Ювенилия Дюбуа
Шрифт:
После смерти отца Йоргос оставил себе его трезубец, как главное орудие для рыбалки. Аристид же забрал отцовскую сеть. Мальчики никогда не менялись своими инструментами. Трезубец и Сеть стали для них главной философской чертой, и главным отличием даже больше, чем внешность. Эти предметы отражались и в их характере.
Йоргос — острый на словцо. Складывалось впечатление, что и тело его заточено так же, как и его трезубец: стройное, конечности тонкие, но с очень жилистым рельефом. Даже в обычном разговоре Йоргос резко выплёвывает слова, напористо, без всяких мычаний.
Аристид,
Несмотря на тот факт, что оба юноши такие разные — мечта у них была общая. И Йоргос, и Аристид с детства мечтали стать спартанцами. Полноценными такими гражданами и могущественными войнами этой святой земли. Ещё в детстве, возвращаясь домой с отцом, они увидели у бара двух спартанцев — гоплитов. Они увидели их могучие руки, мускулистые шеи. Они восхитились позолоченной бронёй и острыми длинными копьями.
В тот день мальчики долго не могли уснуть и втайне от родителей начали обсуждать воинов, говорить друг другу, что когда они вырастут, то обязательно станут такими же сильными и благородными, и что сам великий Император выдаст им броню и копья.
С возрастом пришло такое понимание, как принадлежность к конкретному сословию, и что им никогда не суждено осуществить свою мечту. Скорее всего, как и их отец, они так и умрут рыбаками на краю полуострова.
Настал праздник поклонения и жертвоприношения матери-земли Гере. В этот день все люди собираются у алтаря, где самые отчаянные и безумные отшельники произносят слова на непонятном языке вперемешку с дорийским диалектом, а затем перерезают овцам артерии, дабы тёплая кровь их орошала землю, тем самым снискав благословение царицы на хороший урожай.
Вечером народ гуляет. В «Рыба&Кость» собралось очень много простых душ, но ближе к полуночи прилично набравшиеся начали разбредаться по своим конурам.
Вот за стойкой сидит подпитый Йоргос, который о чём-то сосредоточенно думает. Перед глазами, от горящей свечки, проскальзывает тень, а ещё через мгновение рядом с рыбаком кто-то садится. Йоргос медленно поворачивает голову, чтобы оценить наглеца (он втайне представляет, что это может оказаться симпатичная особа) и, увидев гостя, выпаливает:
«Не ожидал тебя здесь встретить, Аристид»
«Приветствую, Йоргос» — спокойно отвечает брат.
Агесилай встал со своего места, подойдя к молодым людям. Он вопросительно кивнул Аристиду, спрашивая, мол, будешь пить? На что юноша ответил: «Стопку водки и кружку сидра, но лучше сразу три стопки».
Через несколько минут заказ был выполнен. Аристид по очереди закинул в себя все три горючие смеси. Немного покряхтев и поморщившись, он «закусил» своим кулаком, как это принято делать, когда нет настоящей закуски. К тому же его руки были пропитаны запахом рыбы и морской солью. Только после этого он начал неторопливо смаковать свой сидр, наслаждаясь каждым глотком.
«Хороший вечер, не правда ли?» — нарушил Аристид
«Ночь ещё лучше, полнолуние!» — выпалил Йоргос.
«Помнишь, как отец нас взял ночью на рыбалку? Тогда также сильно горела луна. Он ещё сказал, что в такую луну рыбачить прибыльно. Что рыба в это время сама запрыгивает к тебе в сеть».
«Я помню этот день. Только не в «сети» он тогда сказал, а, цитирую: рыба сама нанизывается на зубцы. Я это точно помню!» — парировал Йоргос, задумчиво уставившись в стенку.
«Ну не начинай, Йори…»
«Ты начал этот разговор».
«Всё-всё, успокойся, я — так я. Признаю» — примирительно отозвался Аристид, смотря на сердитую физиономию брата, улыбаясь только кончиками губ.
Братья заказали ещё по водке. Молча выпили.
«И всё-таки он говорил про сеть» — подытожил Аристид своим спокойным голосом.
«Как ты заебал всё время врать и перетягивать на себя одеяло, Ари! Если у тебя сеть головного мозга, так иди ебись с ней, от меня подальше! Не позорь себя и не порочь память отца!» — Йоргос совсем вышел из себя. Всё это он кричал, встав с места и сжав кисти свои в крепкие кулаки с белеющими костяшками.
«Не горячись, брат. Я всего лишь говорю правду, а отца позоришь ты своим несдержанным характером».
«Раз уж на то пошло, то трезубец действительно лучше! Это копьё, которое может проткнуть не только сердце рыбы, но и твоё!»
«Ха! Вы слышали? Родной брат угрожает расправой из-за пустяка. Может, это у тебя эрекция на свой трезубец, а? Может, ты представляешь, что это [ЦЕНЗУРА], который ты умело держишь? Или ты себя возомнил спартанцем? Представляешь каждый раз, как протыкаешь ублюдских персов! Может…» — Аристид не успел закончить фразу, как получил кулаком по лицу.
«Заткнись, Аристид! Дерьмо ты овцы! Я не буду терпеть такого отношения, ублюдок ты малодушный!» — лицо Йоргоса действительно стало пунцовым, но больше от стыда, нежели от злости. Брат ненароком угадал его тайну. Йори действительно занимался онанизмом, думая о [ЦЕНЗУРА]. «Ещё одно слово и я возьму свой трезубец, а затем убью тебя. Посмотрим тогда, как твоя сеть поможет!»
«Да я тебя! Щенка такого… придушу ею, на раз. Всем ясно, что сеть более искусна. Она лучше, чем твоя зубочистка» — игриво дразнил брат.
«Ты хочешь проверить?!»
«А может и хочу» — спокойно ответил Аристид.
«Хочешь почувствовать мою «зубочистку» у себя под рёбрами?»
«Говоришь как [ЦЕНЗУРА]»
Тут Йоргос сделался серьёзным и покойным. Даже Аристиду показалось это странным. С его лица слезла улыбка, он ждал, что же выкинет его импульсивный братец.
«Аристид — тихо сказал тот, — это была последняя капля. Во-первых, ты мне больше не брат. Во-вторых, я бросаю тебе вызов, если ты не трус. Я вызываю тебя на дуэль. Ты — со своей сетью. А я — со своим трезубцем. Это моё условие. Посмотрим, что более эффективно в бою. Если ты не трус, приходи через час в заброшенный скверик, где мы раньше прятались от родителей, когда в чём-то провинились. Если же ты не примешь моё предложение, то лучше сразу уходи, ведь я тебя просто убью, пока ты будешь спать» — договорил Йоргос.