За час до рассвета
Шрифт:
— Это наш, — наконец сказал Максим Максимович. — Он приходит по крайней нужде. Значит, что-то срочное. Ты, Юра, погуляй по базару, а через полчасика заходи. У витрины ему нельзя долго стоять.
Скрывшись в толпе, Юрий изредка поглядывал в сторону мастерской. Максим Максимович вышел на улицу и принялся подметать площадку у входа. Очистив ее от мусора, вернулся к себе.
Человек, стоявший у витрины, огляделся, уверенно направился к мастерской. Пробыл там недолго.
Юрий так и не смог определить: русский он или немец.
В мастерской Максим Максимович огорошил Маслова неожиданным
— Мы сомневались в Василии. Стальным оказался! А уж как его мучили! Смолчал! — продолжал Максим Максимович. — Беда поджидала нас с другой стороны — от Луниной.
— Брат ее, Николай, предупреждал, — сказал Юра, — дрянь она! Ее надо немедленно убрать.
— Петра Петровича, Николая жаль — не чужая им. Ты прав, с предателями пора кончать, — согласился Максим Максимович. — Обсудите этот вопрос у себя на комитете. Как решите, так и поступайте.
— Не пощадим! Завтра соберемся, решим ее судьбу. Максим Максимович, мои хлопцы наблюдают за «Ласточкиным гнездом». Фрицы его не тронули.
— Значит, наши молчат, Рейнхельт ничего от них не добился. Но ты, Юра, по-прежнему держи подвал под наблюдением. А сейчас надо сообщить Косте об аресте Поляковых. Только не торопись, вначале хорошенько осмотрись, нет ли засады, не ведется ли наблюдение за домом вдовы? Покрутись на улице, да что тебя учить, не впервой! — И, понизив голос, Максим Максимович назвал адрес мастерской. — Запомнил? Будь предельно осторожен, не влипни. Заметишь что неладное, Костю немедленно перебазируй.
— К себе заберу.
— Временно можно к себе. От Кости ко мне заглянешь за примусом, что узнал — расскажешь. А теперь уходи, заказчики у меня долго не задерживаются.
Весь воскресный день Маслов наблюдал за домом одинокой вдовы, где помещалась минная мастерская: ничего подозрительного не заметил. С утра дверь была на замке. Под вечер, сутулясь, шаркая ногами, вернулась старушка с авоськой в руках. Слежки за ней тоже вроде бы не было.
В понедельник Юрий был занят в первой смене и после работы сразу же поспешил к старушке. К его удивлению, она была дома и чем-то расстроена.
Маслов назвал ей пароль: «У меня есть дешевый воск для свечей. Поговорите с батюшкой». Но вдова, видимо, запамятовала пароль. Мишу Полякова она знала в лицо, и условная фраза им не требовалась, другие же подпольщики с ней не общались. И потому она с великим подозрением переспросила:
— Какой там еще воск? Сам иди к батюшке, с ним торгуйся.
Не теряя надежды, Юрий четко повторил пароль. Бабка никак не реагировала. Тогда он решил назвать имя Кости, чего делать по инструкции, конечно, не полагалось. Другого выхода не было.
Тут глуховатая вдова, узнав, что ему надо, будто вовсе оглохла: какого такого Костю?.. Знать не знаю, ведать не ведаю.
Переговоры осложнились. Бабка бормотала что-то невероятное, явно не доверяя Маслову.
Низенькая, щупленькая, но проворная, как мышка, старушка, одетая по-монашески, была хитра и непреклонна. Битый час Юрий вел с ней безуспешные переговоры.
Вконец измученный, Маслов взмолился:
— Я друг Кости, понимаете, друг! Надежду Илларионовну знаю, я всю их семью люблю: Василия, Ирину, Ежика.
Прозвище Сашко произвело на вдову впечатление, она вроде бы потеплела, но все еще оставалась неприступной.
— А еще кто твой друг? — спросила она.
— Поляковы, которых фашисты схватили.
— От кого узнал об их аресте? — снова насторожилась вдова.
— От Витьки, брата Валентины, он ко мне домой прибегал. Мы с ним приятели.
— К тебе — Витька? А как тебя величать?
— Юрием Масловым.
— Так вот что, Юрий Маслов: чуток погостюй у меня.
Она тут же вышла, повесив на дверях снаружи замок.
Юрий терялся в догадках: чем объяснить странное поведение вдовы?
Все-таки куда это она ушла? Он догадался, что Трубникова в доме нет, иначе услышал бы, по голосу признал Маслова и сам вышел бы из подвала. Еще одна загадка: где он?
Припал к стеклу, не сводил глаз с ворот, за которыми скрылась старуха.
Томиться неизвестностью пришлось недолго. Минут через двадцать во дворе появилась вдова с Витькой. «Хитра старая», — одобрил ее поступок Маслов.
Войдя в дом, хозяйка спросила Витьку:
— Ты его знаешь?
Шмыгнув носом, мальчик расплылся в широкой улыбке:
— Как же не знать? Он наш друг.
— Чей это «наш»? — допытывалась вдова.
— Ну, Поляковых, Трубниковых.
— Спасибо. Беги, Витя, домой да помалкивай.
— Я не из трепливых, — заверил мальчик.
После его ухода старуха встала на табурет, достала с полки мешочек с фасолью, вытащила оттуда свернутый лист бумаги.
— Вот, читай, наш Костенька оставил. — И дрогнувшим голосом добавила: — Жду его, жду вечерять — не идет. Взяла лампу, спустилась в голбец, на столе письмо, вот это. Эх, эх… ума не приложу, как он мог на такое решиться!
Маслов развернул бумагу, она была адресована. Полякову.
«Дорогой Миша! Арест мамы, Ирины потрясли меня. В их беде повинен Василий, и только он! Правда, он пока никого не выдал, а на много ли его хватит? Надо принимать меры…
Словом, я решил перед Рейнхельтом набить себе цену, предстать основным организатором диверсий, выдать себя чуть ли не за руководителя Приазовского подполья, вызвать огонь на себя, отвлечь внимание от вас. Поставлю ему такое условие: освободи маму, Ирину, Василия — и я добровольно явлюсь к вам.
Не называй меня сумасшедшим, слушай дальше. Если Рейнхельт клюнет — я так и сделаю. Когда выпустят маму, Ирину, Василия, прошу вас немедленно переправить их к партизанам.
Извините, что поступаю так, не посоветовавшись с друзьями. Знаю, вы отговорили бы меня или запретили. А я должен рискнуть. Вдруг получится?.. Если произойдет осечка — одно прошу: понять и простить!
Передай нашим общим друзьям (ты знаешь кому), что я любил их! Смерть фашистским оккупантам!