За чертой
Шрифт:
Внезапно он понял, каким безумием было для них прилететь сюда. Строительные работы потребовали столько труда! Он тоже сыграл свою роль. Тогда он выглядел несколько иначе…
— Вам, наверное, еще труднее оттого, что вы вложили сюда столько сил.
— Все материальное можно восстановить, — ответил Джош. — Мы отстроимся заново.
— Я помогу вам.
— Я бы предпочел, чтобы ты помог разрушить то, что есть, а не строить что-то новое.
— Не понимаю.
— Есть вещи, которые мы можем забрать с собой, и те, которые не можем. Я хочу уничтожить
Уделять такое внимание материальным вещам, которые ничего не значат… Арас не высказал этого вслух. Чем больше он обсуждал с людьми их веру, тем меньше понимал их, а сейчас и подавно не время спорить. Вера — единственное, что поможет им пройти через грядущий кошмар, когда они окажутся оторванными от своих корней и вынуждены будут начинать все сначала в незнакомом мире.
— Помню, ты всегда говорил нам держаться подальше от острова Кристофер, — осторожно заметил Джош. Другой остров в цепи, который мог бы стать домом для колонистов. Когда-то он назывался Аужари. Весной его полностью покрывала черная трава, уникальное, произрастающее только там растение. — Это единственное место, где сохранился с'наатат, так?
— Не думал, что ты знаешь.
— Я и не знал. Не был уверен.
Впервые Джош обманул его. Неприятное ощущение. Джош — человек честный, и у Араса не было причин сомневаться в его порядочности, но от этого не становилось легче. Они доедали суп молча.
Остров назвали в честь святого Христофора, одного из этих недобогов, которых они делали из мужчин и женщин. Шесть островов в цепи носили имена святых — Константин, Кэтрин, Черити, Чэд, Клэр, Кристофер. Арас читал про них. Он считал, что остров с'наатата правильнее было бы назвать в честь святой Черити — согласно принятым ею мукам. Святые всегда должны страдать — это еще одна из темных потребностей человечества.
Первые роботы людей высадились именно на Кристофере. Арас и его давно умершие товарищи вес'хар переориентировали миссионерский корабль настолько далеко от этого острова, насколько смогли. Колонисты знали, что такое с'наатат, но не интересовались им, а некоторые — откровенно боялись. Они говорили, что с'наатат — «от лукавого», что бы это ни значило. Они все искали вечной жизни, но она подразумевала не иммунитет ко всем болезням и невозможность умереть от раны, а что-то, именуемое Божьей благодатью. Они его жалели: ему никогда не попасть на небо.
Джош прикрыл глаза — наверное, молился. Люди мысленно и вслух все время обращались к Богу, и Арас никак не мог взять в толк — как божество разбирается с миллиардами их противоречивых потребностей и желаний.
Джош открыл глаза.
— Вы, конечно, сохраните генный банк?
— Чтобы ни случилось, я позабочусь, чтобы с банком ничего не случилось. Не могу сказать, вернутся ли эти виды на Землю, но мы не передадим «Актеону» никаких образцов.
— Вы и вправду снимаете биобарьер?
— Ты знаешь, почему нам приходится это делать.
— Нас действительно
— Да.
Джош несколько долгих секунд смотрел ему в глаза. Арас видел в нем черты его предка, Бена. Арас сопереживал им и боялся за них, но не чувствовал ни вины, ни раскаяния. Ему показалось, что Джош наконец-то разглядел в нем его настоящего — не чудо, не стража, посланного им божественным провидением, а инопланетянина с абсолютно иной, чуждой людям моралью.
— Понимаю, — сказал Джош, и Арас знал, что на самом деле — не понимает. Между ними разверзлась пропасть. Она была всегда, раньше — не толще волоска, но теперь превратилась в ущелье, и ущелье это стремительно расширялось…
Арас провел в Константине еще два дня. Посетил школу и прошел много миль по подземным улицам. Растения пускали побеги; крысы, которых Арас когда-то забрал у фармацевта с «Фетиды», дали приплод — дети, в жизни не видевшие живых тварей крупнее насекомых, не смогли разобраться с их полом. Все дышало естественностью и надеждой.
Джеймс, сын Джоша, хорошо ухаживал за Белым и Чернышом. Арас обожал этих зверушек. Он поиграл с ними немного, но они уже не могли похвастаться тем же проворством, что раньше. Крысы быстро стареют. Шан предупредила его, что через год-другой они умрут, что это нормально для крыс и чтобы он не расстраивался.
Все, что на поверхности могло натолкнуть на мысль о существовании подземного поселения — выступающие купола застекленных крыш и аккуратные засеянные участки земли — пахло влажной зеленью.
Арас зашел в церковь Святого Франциска.
РАБОТА НА ПРАВИТЕЛЬСТВО — БОЖИЙ ПРОМЫСЕЛ
Надпись относилась к первым воспоминаниям о колонии. За несколько лет до прибытия людей боты выгравировали ее на камне. Тогда люди еще были гефес, и он сделал так, что они прекратили есть других животных и стали вполне приемлемыми соседями.
У меня был выбор. Я стоял на страже Безер'еджа и мог без труда убить их еще до того, как они вышли из криосна.
Но он этого не сделал, как после не дал Шан умереть. Ни о том ни о другом Арас не жалел. Сожаление — бессмысленное и исключительно человеческое чувство, которое ничего не меняет в реальном мире.
Придется активировать в тоннелях и галереях нанитов-утилизаторов. Они быстро превратят в пыль все артефакты, как когда-то превратили в пыль останки разрушенных городов исенджи. Вот только окна жаль…
Арас прошел вперед по проходу между рядами скамей и вгляделся в стилизованную фигуру человека в коричневой рясе. Он собрал этот витраж и сможет разобрать его снова. Колонистам нужно взять что-нибудь с собой, так пусть берут его — он лучше всего в символической форме отражает их цель.
Шан подошла сзади. Он ощутил особый, мягкий аромат ее кожи — запах свежеспиленного дерева, дополненный сладковато-горькими нотками человеческого запаха.
— Ты в порядке? — спросила она. — Да.
— Мне жаль. Правда жаль. Не из-за них, а из-за тебя. Он прикинул размер окна и подумал, как можно будет