За далью воин (Артур-полководец - 2)

Асприн Роберт Линн

Слеза сбежала по щеке Анлодды, однако гордость не позволила ей смахнуть ее. В конце концов она заговорила:

– Артус Dux Bellorum, мое семейство запятнано изменой. Я здесь для того, чтобы просить у тебя прощения за преступления своего отца, за его подлость, за то, что он вступил в сговор с саксами и ютами против тебя, а также за то, что я чуть было не стала с ними заодно. Я прокралась в твои покои с кинжалом в руке, словно ребенок, который стремится убить свой страшный сон.., правда, я не знаю, удавалось ли такое кому-нибудь - я таких не знаю. И еще мне очень стыдно,

что я не рассказала тебе обо всем раньше - совсем как маленькая девочка, что разбила любимую вазу матери и прячет осколки, чтобы об этом никто не узнал.

Она умолкла, чтобы отдышаться.

– Принцесса Анлодда, твое молчание дорого стоило - гораздо дороже, чем почти случившаяся измена.

– Я знаю, государь, не стоит напоминать мне об этом. Артус был терпелив, когда говорили другие, но не терпел, если его прерывали, как бы его слова ни ранили слушателя.

– Ланселот потерял полманипулы из-за того, что угодил в ловушку, о существовании которой он не догадывался - а ведь ты могла предупредить его об этой ловушке.

Анлодда потупилась, провела по земле черту носком сапога.

– Я прошу простить меня, - вымолвила она еле слышно.
– Я понимаю, что мне нет прощения. Я запуталась. Я вела себя глупо. Государь, можете лишить меня титула, если хотите.

Артус вдруг резко обернулся к Корсу Канту.

– Ты тоже собой особенно не гордись, бард. Ты также виноват во многом. Сколько людей погибло из-за твоей глупости и бездействия!

Что? Как же это? Корс Кант вздрогнул. Он никак не ожидал такого обвинения.

– Кому ты рассказал о том, что Кута подавал сигналы в Харлек ночью перед высадкой Ланселота?

– Никому, я просто...
– Он умолк, поняв справедливость обвинений Dux Bellorum. Жуткое чувство тоски и беспомощности охватило его. Он вдруг осознал ту боль, что сейчас владела Анлоддой, и шагнул ближе к возлюбленной.

Артус встал. Взгляд его был устремлен вдаль, за тысячу миль, сквозь шатер.

– Любые действия имеют последствия, - сказал он.
– Cave canem, берегись собаки. Вы оба позволили своим собачьим душам взять верх над душами разумными. И продолжаете позволять - вот что более всего огорчает меня.

Корс Кант не спускал глаз с Артуса. Барду хотелось верить, что государь имеет в виду что-то другое, но вот Артус заговорил снова, и худшие опасения юноши подтвердились.

– Ваши греховные отношения не могут долее продолжаться. О да, вы пытаетесь скрывать вашу связь, но до меня доходят слухи, и я вижу, как вы смотрите друг на друга, полагая, что это никому не заметно. Я знаю, на что нынче способна молодежь - на многое такое, о чем в мое время и помыслить было страшно.

И тут с Анлодды словно рукой сняло застенчивость и скованность. Она гневно подбоченилась и заявила:

– А теперь послушай меня, Артус Пендрагон! Что касается этого, то мы чисты с первого дня и поныне! Мы даже не прикасались друг к другу. Только один раз поцеловались по дороге сюда - Ланселот свидетель. Как же ты можешь говорить, будто мы...

Упомянув Ланселота, любовника жены Артуса, Анлодда совершила тактическую ошибку.

Знай Корс Кант заранее, что его возлюбленная собирается сослаться на Ланселота, он бы посоветовал ей не делать этого. В итоге Артус разразился длинной нотацией о греховности отношений между мужчинами и женщинами вне брака, каковые он именовал не иначе, как "греческой болезнью".

Говоря, Артус подошел ближе к барду и принцессе. Обращаясь как бы только к Корсу Канту, он произнес:

– Ты, надеюсь, понимаешь, что я хочу сказать? Здесь это недопустимо. У меня образцовый римский дом и образцовая римская семья. Я желаю, чтобы все так и оставалось.

Бард попятился, встал ближе к Анлодде. Он испугался. Об отношениях Артуса с юношами знали все, но помалкивали. Корса Канта пугала не сама мысль о подобных отношениях - в конце концов речь шла о прекрасной древнегреческой традиции. Юношу устрашило то, что человек, испытывающий подобное влечение, страстно бичевал чужие пороки.

"Он сильно расстроен, - решил Корс Кант.
– Совсем забыл о приличиях!"

– Тебе, должно быть также понятно, - продолжал Артус, - что брак явился бы для вас еще большим грехом. Анлодда - высокого рода, а ты, мой мальчик, хоть и прекрасный бард, мудрый и тонкий, но, увы, - ты всего-навсего жрец. Нет, я не могу позволить, чтобы это продолжалось. Сын мой, ведомо ли тебе, как карает Господь насильников и повинных в супружеской измене?

Корс Кант в страхе покачал головой.

– Они попадают в ад. Им уготовано вечное проклятие. Они лишаются Божьей милости, им суждены страшные муки.., и все это - за краткий миг радости.

Анлодда молчала, по ее лицу нельзя было догадаться о том, какие чувства ею владеют. Корс Кант весь горел от страха и стыда за то, что испытывает дерзкие и безбожные эмоции.

Строители - кто они были такие? Жирные седобородые старцы, забавлявшиеся игрой в богохульство и ереси.

Ведь на самом деле различия между купцами, ремесленниками, иоменами и рабами существовали. Неужели так-таки были равны горожане и варвары? Неужели рабыни Гвинифры ровня ей?

"Я живу в цивилизованном обществе, - думал Корс Кант.
– У этого общества есть законы. Все законы временны, навязаны. Если я возьму и выплесну из ванны вместе с римской водой римского ребенка, разве мне потом не придется ввести новый кодекс законов, столь же временных, преходящих? Чем же это может закончиться - полной анархией?"

– Я не против того, чтобы вы остались друзьями, - продолжал разглагольствовать Артус, но тон его стал чуть более дружелюбным.
– Полагаю, дружественные отношения между особами королевской крови и горожанами - дело благое, покуда выдерживается определенная дистанция.
– Свои слова Артус подкрепил тем, что обнял юношу и девушку за плечи:

– дескать, "давайте жить дружно". Пусть примером для вас будет моя дружба с королем Меровием, да покоится он в мире в объятиях Господа, а также моя дружба с принцем Ланселотом. Много радостей и горестей мы пережили вместе, но никогда не забывали о том, где проходит грань между принцем и простым полководцем.