За донат
Шрифт:
Для меня подобное времяпрепровождение не ново.
Когда отец был ещё жив, и я была помладше, тот часто заваливался подремать днём после ночной смены. Я брала все свои игрушки и забиралась на его кровать. Пока папаня спал, я молча играла в куклы у него в ногах. Иногда он начинал посапывать или кряхтеть, когда я слишком увлекалась своим выдуманным миром. Тогда я ненадолго замирала и молчаливо ждала, когда он снова притихнет. Прямо как сейчас.
Забавно, что подобные чувства во мне всколыхнула именно Стилаш. Хотя у Стилаш с моим отцом ничего общего. Тот никогда не пытался ругаться со мной или спорить, но под конец его жизни я подумала, что, если так пойдёт и дальше, мы вскоре перейдём к этому. Он стал какой-то совсем безумный.
В любом случае, я знаю, что отец никогда не пил и не собирался, так что проблема была не в спиртном, как предполагали некоторые наши родственники.
Просто в один из дней у отца в голове что-то перемкнуло, и он превратился в тревожного параноика. Он даже спал с ножом под подушкой. Это пугающее откровение, знать о котором мне не хотелось.
Но родителей ведь не выбирают, верняк? На старости лет мозг может начать подтекать – об этом я знаю лучше остальных.
Врачи наговаривали, предписывали отцу и маразм, и шизофрению, но он выглядел абсолютно здоровым. Жаль, что только выглядел.
Когда я возвращаюсь из размышлений в реальность, то замечаю, что Стилаш больше нет. Нет и кучи матрасов. Сама того не заметив, я, кажется, стою посреди коридора заброшки и просто пялюсь в стену, где жёлтой краской выведено: «we are young». Здесь таких надписей больше, чем крыс, а в крысах я уверена. Но думать о крысах хочется меньше всего. Антисанитария не привлекательна. Это только в фильмах и книгах заброшки смотрятся клёво, а в реальности – от запаха мусора и сырости можно задохнуться, всюду валяются бычки, бутылки, жестяные банки, в которых пепла с горкой, хрустящие осколки под ногами и целый километр пустого бетонного коридора, в котором каждый шорох отражается от стен с дробящим голову гулом. Мне не нравится грязь. По крайней мере настоящая. Если мы говорим о грязи, то я предпочту творчество Высоцкого стихам Тютчева, но если мы говорим о грязи, то я предпочту загнуться в чистом доме с неприятными родственникам, чем делить грязный матрас с незнакомцами в притоне.
Но есть кое-что любопытное в таких местах. Эта как обнаружить росток в куче мусора, или как промыть песок и среди него разглядеть блестящее золото. Так я обнаруживаю его в одной из комнат, широко зевающего на меня, у миски и коробки.
– Какой ты славный, – приветствую шёпотом и я подхожу ближе. Тихонько опускаюсь на корточки рядом и протягиваю ладонь животному. – Тоже тут живёшь?
Котёнок протяжно пищит, обнажая острые молочные зубы. Я непроизвольно улыбаюсь. В его светлых глазах я нахожу своё отражение. Пыль, налипшая на чёрную шерсть, тут же поднимается в воздух, когда кроха начинает шевелиться.
– Мы все сбежали от родителей, – мою улыбку как ветром сдувает. Я резко оборачиваюсь и замечаю в дверном проёме Кирилла, который просто стоит там, как какой-то извращенец, и наблюдает. – Никто не знает, чья это заброшка. Сюда было проведено электричество, но на этом достижения цивилизации заканчивались. Тут постоянно бегают мыши и крысы, птицы перелетаю с лестницы на лестницу и спускаются вниз с потолка. А ещё здесь жила кошка, по крайней мере, одна. Эта кошка понесла котят, но выжил только один. Его-то она и притащила к нам, прежде чем самой исчезнуть. Конечно, с котёнком прибавились новые проблемы, но Кит отнёс мелкого
– Это не так, – откликаюсь я, не сводя глаз с Кирилла.
Мы ненадолго замолкаем и просто пялимся друг на друга. Мне хочется знать, о чём он думает. Может он, как и я его, считает меня странной? Может он, как и я его, считает меня симпатичной? Может он вообще меня уже мысленно похоронил?
Стилаш сказала, что Кирилл – бледная тень Кита, и что они кореша по гроб, и что Кирилл везде бегает за Китом, как личный цербер. Но прямо сейчас… лицо Кирилла не выражает ничего. Он абсолютно спокоен, сдержан настолько, что это даже слегка напрягает. Но несмотря на всё это, мне комфортно. Я ненавижу шумных людей. Пока Кирилл молчит, он кажется вполне ничего. Прибавить к этому его смазливую рожу и приятный запах, так вообще крышесносная смесь получится… для каких-нибудь легкомысленных тёлочек.
– Её зовут Ириска, – я непроизвольно опускаю взгляд на чувственные губы Кирилла, которые начинают шевелиться. – Ей где-то три месяца, если не меньше.
– Дурацкое имя, – отвечаю я, снова заглядывая ему в глаза. – Почему Ириска?
– А почему нет? – Кирилл впервые выдаёт что-то отдалённо напоминающее улыбку. – Я хотел назвать её «Ночь», а Стилаш «Чиркаш»…
– Это похоже на неё, – хмыкаю я.
– Ага. Но в итоге Кит вытащил самую короткую палку и назвал её «Ириска».
Я оглядываюсь и задерживаю взгляд на маленьком чудовище, которое медленно подкрадывается ко мне. Ещё спустя секунду Ириска совершает нападение и кидается на мой кроссовок, атакуя шнурки. Завалившись на спину, она начинает играть с верёвочками. Маленькое непоседливое создание. Я протягиваю ладонь и кладу на её розовый животик, местами обросший шерстью, а местами девственно гладкий. Тогда Ириска начинает играть с моей рукой.
– Ты ей нравишься, – говорит Кирилл. – Ириска не любит, когда мы-то её трогаем, а уж если это незнакомцы – так ещё и подрать может. Единственный, к кому Ириска подходит гладиться – Кит. Ты вторая, с кем она взаимодействует по своей прихоти.
– Это всё из-за шнурков, – отвечаю я, пытаясь скрыть факт того, что мне всё-таки льстит эдакая честь. Любому будет приятно узнать, что он особенный. – Кстати, – я решаю уточнить на всякий случай, чтобы избежать проблем в будущем. Мне не очень хочется ввязываться в конфликты и становиться объектом чьих-то мыслей об отмщении. – Насчёт Кита… как он?
– Нормально, – резко отвечает Кирилл, глядя как будто бы сквозь меня. – Он часто дерётся, так что уже привык получать по роже. Для него это просто прелюдия. Не переживай…
– Слава Богу, – выдыхаю я.
– Но лучше бы тебе, конечно, извиниться.
Мне не очень хочется враждовать с кем-то или влипать в неприятности, но это не значит, что я по первому щелчку пальцев упаду в ноги тому, кто переходит границы.
Я где-то с минуту молчу, вспоминая предостерегающие слова Стилаш о том, что Кит убил человека и отсидел за это. Всё это, блин, веская причина его сторониться. Но отчего-то я перечу своим собственным заключениям:
– Нет.
– Нет? – Кирилл зачёсывает свою длинную чёлку рукой. Судя по его недоумевающему выражению лица, мой ответ его мало того, что не устраивает, так ещё и до глубины души изумляет. Вряд ли кто-то вообще в здравом уме будет отказываться поладить с типом, один вид которого внушает некий первобытный ужас. Я в здравом уме, как мне кажется. И когда я смотрела на Кита, то не чувствовала никакого ужаса. Напротив, я считаю, что он слишком много выделывается. Но я не собираюсь его переучивать, как и не собираюсь с ним френдиться. Мне без разницы, что он есть, что его нет. Хотя лучше бы, конечно, его не было.