За голубым сибирским морем
Шрифт:
Павел насторожился.
— Вы, Павел Борисович, на новом месте неплохо проявили себя, — начал он. — Редакция и обком, прямо скажу, вами довольны. Отдел культуры и быта вытянули. Это хорошо. — Грибанов слушал и удивлялся: откуда взялась такая доброта и зачем она. А Ряшков продолжал: — Теперь нам надо усилить отдел пропаганды. Кстати, и Крутяков от нас переводится.
— Ну и что же?
— Обком решил вам доверить отдел пропаганды. Вопросам идеологии, сами знаете, сейчас…
— Спасибо
— Почему же? Отдел пропаганды текучкой не загружен, сиди целый день, читай, пиши, твори. Это вам как раз. Вот у вас с музеем… Историки читали.
— Забраковали, одобрили? — Павел подался всем корпусом вперед, сжав край стола так, что побелели пальцы.
— Да… нет, но, говорят, почистить надо и… сократить, углубить. В общем, сейчас рукопись в обкоме. Надо поработать еще над ней — хуже не будет.
— Поработать над рукописью можно, но в отдел пропаганды я не пойду.
— Вам же легче.
— Пусть будет легче, но я не пойду.
— То есть как не пойду? Партия…
— Вы партией не козыряйте. Я не школьник. На отдел культуры и быта меня кто поставил, не партия, что ли? Не успел освоиться, а вы уже о каком-то переводе помышляете.
— Это же в интересах дела. Ответственный участок. Не забывайте, что мы здесь партийную газету делаем, а не бочки катаем. ЦК требует укреплять эти участки работы, а вы… Это политическая незрелость.
— Нашу зрелость проверим в парторганизации.
— В какой?
— В нашей. Она скажет.
— Ах, вы вон о чем! В таком случае разговаривайте с обкомом сами. Но надо помнить, что мы — солдаты партии.
— Солдат партии — не пешка, — громко сказал Павел. — Это тоже надо помнить.
— Да вы не кричите, не кричите. Я имею указание и действую. Хотел бы видеть вас на моем месте. Сидит этак важно редактор, ему звонят из обкома: сделайте то-то и то-то, а он так вот высокомерно смотрит и говорит: а я еще подумаю. — Ряшков сделал паузу, взглянул на Грибанова. Тот, нахмурясь, смотрел в пол, молчал. — Может быть, вы не верите мне, тогда идите к заведующему отделом пропаганды и агитации обкома. Он скажет.
— Я в обком пойду, но не к Щавелеву.
— Дело ваше. — Ряшков медленно поднялся со стула, давая понять Грибанову, что разговор закончен.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
КОРЕНЬ ЗЛА
Шмагин проверил оттиск своей подборки на первой полосе и от удовольствия потер руки: «Завтра прочитают! Тут уж не только информация о рекордах. Вот зарисовка о шахтерах. Капитально».
Он снял с крючка шляпу, надел ее, шагнул
Закрыв свой кабинет, Шмагин заглянул к ответственному секретарю. Армянцев стоял в углу комнаты и читал стенную газету, которую вывешивали теперь не в коридоре, а в секретариате.
— Что, свежинка, Сергей Андреич?
— Да, да, зайди, Митя, почитай, касается.
— Меня?
Шмагин подошел ближе к «Журналисту», стал читать.
«…телеграфными и телефонными сообщениями переполняет газету. Редко бывают статьи перспективные, проблемные, отдел мало дает глубоких критических материалов…
Заведующий отделом, он же секретарь парторганизации…»
— Да… здорово! — Шмагин попытался улыбнуться, но улыбки не вышло.
Снова стал читать.
«Правда» указывает, что газетная оперативность в показе достижений передовиков нужна не только для того, чтобы создавать ореол славы и почета вокруг героев, — это тоже очень важно, — но также и для того, чтобы быстро распространять опыт лучших и вооружать им всех. Наша газета кричит о передовиках, но не раскрывает, не показывает их опыта. Замалчивать новые методы труда передовиков — преступление».
«…Газета по существу поощряет штурмовщину, прижившуюся на некоторых предприятиях еще в годы войны».
Дмитрий Алексеевич дочитал статью, подошел к Армянцеву.
Угостил его папиросой, закурил сам; движения его — неторопливые, виноватые; говорил он медленнее, чем обычно, приглушенным голосом.
— Что ж, верно сказано.
— Я думаю. — Армянцев улыбнулся. — Фактами бьют. Вопрос очень серьезный. Этим страдают все, не только промышленный отдел. Болезнь общередакционная. Вот на собрании обсудим, вскроем корень зла.
— Это верно, верно.
— Сельскохозяйственников наших еще похлеще разделали.
— Где? — несколько оживился Шмагин.
— Да вот, справа.
— О, а я и не заметил.
На другой день перед началом работы сотрудники собрались в секретариате у свежего «Журналиста» с большим сатирическим уголком «Тяп-ляп».
Володя Курбатов ходил по коридору, поблескивая лысиной, радовался. Ему, как редактору, было приятно, что этот помер газеты получился остроумный и что все время около него толпится народ.
Вот к газете протискался Голубенко. Пробежал глазами по первым строчкам и улыбнулся.