За гранью
Шрифт:
— Я не репортер, — повторила Дженни, копаясь в сумке в поисках какого-нибудь документа. Самым подходящим оказался читательский билет университетской библиотеки, в котором было указано, что она, доктор Фуллер, является штатным сотрудником. Морин придирчиво рассматривала билет, искренне сокрушаясь из-за того, что в нем не предусмотрено фото владельца, после чего все-таки пригласила Дженни войти в дом. Они прошли в гостиную, и Морин вдруг превратилась из Великого инквизитора в радушную хозяйку и, улыбнувшись, традиционно
Морин ненадолго вышла на кухню и принесла чайник и тарелку с сухим печеньем на подносе.
— Извините за подозрительность, — сказала она. — Вы не представляете, что мне пришлось пережить за последние годы. Дурная слава может совершенно изменить вашу жизнь.
— Вы еще учительствуете?
— Нет. Я уже три года на пенсии. — Она постучала пальцами по книге. — Дала себе слово: когда выйду на пенсию, перечитаю всю любимую классику. — Она опустилась в кресло. — Пусть чуть настоится, подождете? Полагаю, вы здесь по поводу Люси Пэйн?
— Как вы догадались?
— Все эти годы я следила за судьбой несчастных детей, поэтому знаю, что Люси — раньше ее звали Линдой — жила у супружеской пары Ливерсидж рядом с Гуллем, потом поступила на работу в банк, перебралась в Лидс, где вышла замуж за Теренса Пэйна. Последнее, что я слышала в новостях, — сообщение о том, что полиция освободила ее из-за отсутствия улик.
Сама Дженни этого еще не знала и спросила:
— А как вам удалось узнать о таких подробностях?
— Моя сестра работает в службе социальной помощи в Гулле. Но пусть это останется между нами, хорошо?
— Конечно.
— Так что именно вас интересует?
— Ваше мнение о Люси.
— Она была сообразительной, толковой девочкой. Но ей все быстро надоедало, ее легко было вывести из себя. Настойчивая, упрямая: если что-то задумала, переубедить было невозможно. Не забывайте, что во время ареста родителей она уже перешла в местную единую среднюю школу. Я учитель младших классов, у нас она училась до одиннадцати лет.
— Но остальные дети все еще ходили в вашу школу?
— Да. У местных детишек выбора-то нет.
— А что еще о Люси вы можете припомнить?
— Вроде все, что знала, рассказала.
— Она дружила с кем-нибудь, кроме своих сестер и братьев?
— Никто из этих детей ни с кем не дружил. Это была странная компания. При виде их возникало неприятное ощущение — мурашки по коже, казалось, будто они говорят на каком-то своем, непонятном языке. Вы читали Джона Уиндема?
— Нет.
— Жаль, почитайте обязательно. Хороший автор, хотя пишет научную фантастику. В романе «Кукушата Мидвича» он рассказывает,
— Да, похоже, — откликнулась Дженни.
— По этому роману поставлен фильм, называется «Деревня проклятых».
— Ну конечно, — оживилась Дженни. — Этих детей было трудно уничтожить, потому что они читали мысли.
— Да. Сюжеты разные, а дети чем-то похожи. Казалось, они всегда говорят шепотом, а когда вы проходите мимо по коридору, замолкают. Линда, я помню, очень расстраивалась, что ей предстояло раньше других перейти из младших классов в единую среднюю школу, хотя потом от ее учителя я узнала, что она очень быстро освоилась. Она оказалась сильной личностью и смогла приспособиться к обстоятельствам.
— Вы не замечали у нее каких-нибудь необычных увлечений?
— Не поняла…
— Что-нибудь связанное со смертью, причинением боли?
— Нет. Что еще можно сказать о Люси… Она… как бы это сказать… рано повзрослела. Обычно период полового созревания начинается у девочек в двенадцать лет, но у нее уже в одиннадцать была довольно развитая грудь.
— А как насчет сексуальной активности?
— Ну что вы! Ведь она подвергалась насилию дома. Тогда она просто выглядела сексуальной. Мужчины обращали на нее внимание, но она никогда не кокетничала в ответ.
Дженни кивнула головой, записывая что-то в блокнот:
— Вы обратились к властям, обеспокоившись отсутствием Кэтлин?
— Да. — Морин отвернулась на секунду к окну, но совсем не для того, чтобы полюбоваться видом. — Вспоминать не хочется. Тяжело, — сказала она, взяла в руки чайник. — Молоко и сахар?
— Да, пожалуйста. Благодарю вас. А почему?
— Я должна была сделать это намного раньше. Давно подозревала, что в их семьях происходит что-то неладное! Хотя я никогда не видела каких-то внешних проявлений насилия, но по детям было заметно, что они постоянно недоедают, они выглядели робкими, забитыми. Временами от них дурно пахло, как будто они давно не мылись. Другие дети из-за этого сторонились их. Стоило хотя бы случайно прикоснуться к ребенку — он в страхе отшатывался. Я должна была догадаться!
— И что вы сделали?
— Сначала поговорила с другими учителями, все согласились, что дети действительно ведут себя странно. Оказалось, в службе социальной помощи тоже озабочены этой ситуацией. Они уже пытались побывать в доме, где проживали дети, но им не открыли дверь. К тому же у Майкла Годвина был до ужаса свирепый ротвейлер. А уж когда Кэтлин Мюррей перестала посещать школу, они решили действовать. Остальное вы знаете.
— Вы сказали, что интересовались судьбами этих детей, — сказала Дженни. — Мне бы очень хотелось поговорить с кем-нибудь из них. Вы мне не поможете встретиться?