За Кубанью(Роман)
Шрифт:
— Это что же такое? — Ильяс смерен с головы до ног. — Эт-то что же такое? Ты кто такой?
«Новая провокация», — решает Ильяс. И дает себе слово не сорваться, не натворить новых бед.
— Адыг, — отвечает он, недоуменно пожимая плечами. — Адыг я…
— Адыг… — цедит Ерофей. — Дубина ты! Ты кто такой, что позволяешь себе ходить по нашему лагерю в этом дурацком колпаке? — Ерофей делает шаг вперед и тянет руку к буденовке.
Кровь бросается в голову Ильяса: уж чего-чего, а надругательства над собой он не потерпит. Тверже опирается на здоровую ногу, чуть высвобождает левый костыль. И вдруг вспоминает: срываться нельзя!
— А ты кто такой? — осведомляется Ильяс,
— Молчать! — не повышая голоса, но властно и угрожающе командует Ерофей. — Давай сюда свой колпак, паршивец! Жива…
Ильяс не шелохнется. «Только бы не сорваться! — приказывает себе, — только бы не проглотить крючок, брошенный Ерофеем…» Но тут раздается спокойный, чуть насмешливый голос Алхаса:
— Эй, вы там!
Ерофей, Ильяс, а также бандиты, с небывалым интересом наблюдавшие за редкостной сценой, повернулись к атаману: чью сторону он примет? Середины тут, как им кажется, быть не может. Но Алхасу приходилось решать и более сложные задачи.
— Петухи! — роняет он, поравнявшись с Ерофеем. — Лаете друг на друга, как щенки, которые не знают, что у них одна мать.
Он отходит от спорящих, словно решив закончить на этом недоразумение. Вдруг останавливается, и уже совсем иным тоном, тихо, но раздельно и жестко добавляет:
— Ты, Ильяс, не понял Ерофея. Он просто-напросто хотел сказать, что у нас так не одеваются. После обеда тебе выдадут новую одежду и папаху. Сапоги получишь, офицерский костюм, нижнюю рубаху и подштанники. Отобранный при задержании нашими ребятами наган возвращаю, бери, он твой. У нас тут во всем полная свобода, можешь носить не только буденовку, но даже цилиндр или соломенную шляпу. — На лице Алхаса — подобие улыбки. — Вон, смотри, там один во фраке по лесу ходит. Но буденовка может тебе стоить жизни, ведь это — наша главная мишень, в бою свои шлепнут. Чему я учу народ? Какая первая задача? Меть в звезду!
Ерофей самодовольно огляделся, бросил Ильясу:
— Пожрешь и явишься за обновками.
— Я не все сказал, — оборвал Ерофея Алхас, и лицо его порозовело. — Порядок — для всех порядок, Ильяс оденется, как все. Но я хочу, чтобы все знали… — Его холодные глаза вонзились в Ерофея. — Я хочу, чтобы все знали: Ильяс — мой брат!
Обычно Алхас ходит, слегка переваливаясь, грузная плоть давит, ему лень следить за походкой. Сейчас он удаляется, твердо чеканя шаг, подтянутый, грозный.
Котелок Ильяса наполняют вкусным варевом, пахнущим чесноком и бараниной. Усевшись неподалеку от кухни, он с жадностью набрасывается на еду. Да, надо побыстрее набираться сил и действовать. После такого инцидента в ауле пойдет слух, что их земляк — буденновец стал чуть ли не правой рукой атамана, уже и Ерофей не властен над ним. Вдруг приходит мысль: а может, и это — часть все той же «операции», конечной целью которой является убедить всех в том, что Ильяс в банде по своей воле? Он ожесточенно ворочает во рту куски щедро наперченного мяса, прямо из котелка хлебает острую, будто сваренную из колючек подливу и дает себе слово впредь владеть собой при любых обстоятельствах.
К Ерофею его сопровождает фельдшер Степа. По пути рассказывает, где что находится, указывает на землянку Чоха, сообщает, как далеко выбрасываются посты ночью.
— Ты с Чохом еще не виделся? — полюбопытствовал Степа. — У него на тебя особые виды.
Эта новость заинтересовала Ильяса: фельдшер, как он сам сказал, был первым собутыльником Чоха и говорил только то, что знал точно.
— Зачем ему я? — спросил Ильяс.
— Он надумал создать группу подрывников. Ну, диверсантов. Взрывать мосты, здания в городах. Допустим, проникла группа подрывников в город, заложила
Ильяс получил не только новое обмундирование, но и пять пачек патронов к нагану, вещевой мешок, запасные портянки, белье. Все это, а также буденовку он запихал в вещмешок.
Пока фельдшер перебинтовывал ему ногу, он смазал и зарядил наган, вытер его ветошью и погладил ладонью. По пути к своей землянке Ильяс обнаружил строительство — группа бандитов сооружала подземное хранилище. Часть его уже была покрыта крышей, ее маскировали дерном. Видно, Алхас готовился к зиме. «Неужели не покончим с ним раньше?» — подумалось.
Отоспавшись, Ильяс собрался на ужин. Теперь в лагере было значительно больше людей. То тут, то там встречались группки: одни играли в карты, другие выпивали. Его догнал паренек с красивым, по-мужски броским лицом, в синей черкеске с газырями. Это был пленивший его Шумаф.
— Как живется у нас? — приветливо спросил он.
— Привыкаю, — ответил Ильяс, изобразив на лице подобие улыбки.
Шумаф проводил Ильяса до кухни. Оглядевшись и убедившись, что поблизости никого нет, прошептал ему в самое ухо:
— Тебе, говорят, дадут группу динамитчиков. Потребуются крепкие ребятки, а людей ты не знаешь. Я посоветую. Наберем такую группу — хоть с самим аллахом в бой вступай.
«А ведь рядовой боец, — думал о Шумафе Ильяс. — Откуда у него звериная ненависть к Советской власти? Сам рвется туда, откуда большинство старается увильнуть. Динамитчик! Такой вот, не задумываясь, взорвет детский приют или лазарет, даст очередь по старикам и женщинам».
Возвращаясь в землянку, Ильяс уже по-новому смотрел на встречающихся бандитов. Кто вот этот, Аюб или Шумаф? Или и вовсе не определившийся, заблуждающийся? Об этом же думал и ночью. Как поведут себя они, когда начнут громить банду? Аюбы, конечно, поднимут руки вверх, а шумафы будут отбиваться до последнего дыхания.
Утречком, едва рассвело, заскочил Аюб.
— Ты не спишь, дядя Ильяс? — зашептал он. — Спасибо, спас мне жизнь. Не выдержал я, хотел ночью в аул сбегать. Понимаешь, по своему делу, с Бибой надо срочно потолковать. Обидел ее немножко, хотел сказать, что уже исправился. О наших делах бы намекнул, чтоб знала, что я теперь не зря торчу у Алхаса. Ты не бойся, ей можно доверить любую тайну. Пополз к одному проходу — часовой. Пополз к другому — еще один. Ушел спать. А сейчас узнал: этой ночью одного все-таки застрелили — хотел жену проведать…
— Примета среди буденновцев ходила, — откликнулся Ильяс. — Если человек избежал верной смерти, до старости доживет.
— Ой ли? — едва слышно выдохнул Аюб. — Сейчас должен в засаду идти — Алхас кого-то перехватить собирается. Чох со своими всадниками тоже готовится. Эх, дядя Ильяс, если б ты знал, как мне эти засады… Я-то палю в сторону, а остальные? Придумывай поскорее, как выбраться из этой поганой кучи.
Аюб ушел, Ильяс стал щупать больную ногу. Вдруг до него дошел смысл сообщения, сделанного Аюбом. Засада! Аюб с одной группой бандитов обстреляет ни о чем не подозревающих путников, а Чох со своими конниками довершит расправу. Лежать не мог. Но и не мог позволить себе броситься к Алхасу с уговорами: все уже в его мозгу стало на свои места, понимал, что для атамана его слова — пустой звук: Алхас — человек отпетый. И новая мысль заколотилась: а нужен ли красным бандитский «язык»? Может быть, Аюб прав: надо поскорее выбираться отсюда любой ценой, сообщить о Зачерии. Ведь от него ниточка может потянуться ко многим скрытым агентам. Один Сулейман чего стоит!