За Кубанью(Роман)
Шрифт:
— Мне бы лучше с бойцами, — мнется Максим.
— Ты гость, я хозяин. Я говорю, ты делай. Приеду к тебе, слушать буду, повиноваться., Понял?
— Пойду за бойцами, — говорит Максим. — Пусть устраиваются.
— И без тебя дорогу найдут. Казбек!
Невесть откуда появляется мальчишка лет двенадцати-тринадцати, худенький, черноглазый, шустренький, во все глаза разглядывает гостя.
— Запряги гнедых, привези из управы солдат! — сухо, как батраку, приказывает Осман.
— Они так не поедут, — улыбается Максим, — надо записку написать. Бумаги бы…
— Все найдем, —
Максим садится за стол, раскрывает книгу: знакомая светло-желтая бумага с типографскими дебетами-кредитами вверху. Уму непостижимо, автор анонимки — этот старик.
— Подойдет такая бумага? — скрипит Осман, и на лице его появляется некое подобие улыбки.
Вырвав лист, Максим делит его на две части. На нижней половинке пишет записку Петру. Казбек выводит линейку за ворота.
— Поеду с ним, — говорит Довлетчерий. — До свидания.
Он удивлен поведением старого Османа, но удивился бы еще больше, если бы увидел, что произошло после его ухода.
— Фатимет! — негромко зовет Осман.
«Сейчас покажет свою огонь-бабу», — думает Максим. Он представляет себе пылкую толстуху, изнывающую от желания познакомиться с проезжим солдатом.
Легкие шаги. Максим оборачивается. И застывает, не в силах что-либо поделать с собой. Секунду-другую ему кажется, будто все происходит во сне: таких женщин он не встречал. И поглядывает хоть и снисходительно, но понимающе: знает себе цену.
— Моя жена Фатимет, — самодовольно произносит Осман.
Осман внимательно наблюдает за гостем. Он знает: мужчины, впервые увидевшие Фатимет, не сразу могут взять себя в руки. Рад, что и русский — не исключение. Пусть поживет у него в доме, а уж присмотреть за женой Осман сможет. Впрочем, и смотреть нечего — уж если сам. Улагай не приглянулся ей, то тревожиться не о чем.
Максим стоит, облизывая вдруг пересохшие губы, — слишком уж разителен контраст между портретом, нарисованным его воображением, и оригиналом. Молчит и Фатимет, разглядывая гостя из-под опущенных ресниц. Обыкновенный русский парень: серые глаза, русые волосы, доброе круглое лицо. Лет тридцать ему, как и ей. Только вот улыбка мальчишеская, какая-то застенчивая, беспомощная. И шрам над левым глазом.
— Это командир красного отряда, — поясняет Осман.
— Максим Перегудов, — запоздало представляется гость.
Фатимет слегка кивает, застенчивость русского ей приятна. Быть может, это первый мужчина, который не пялит на нее глаза, не пытается привлечь ее внимание. «Интересно, какая у него жена?» — вдруг приходит на ум Фатимет, и она краснеет.
— С ним десять солдат, — поясняет Осман.
Фатимет кивает и отправляется на кухню.
Казбек привозит бойцов, они начинают располагаться в отведенном им помещении. В большой кунацкой сдвигают столы, Осман тащит сюда кувшины с бахсмой, бойцы помогают ему. За ужином они почти не пьют — таков уговор, но уплетают за обе лопатки и наперебой расхваливают хозяйку. А Максим то и дело оглядывается: нет ли ее? И не осуждает себя — в конце концов,
— Что завтра будут делать твои солдаты? — спрашивает Осман, провожая Максима в его комнату.
Вопрос настораживает Максима.
— До обеда — политзанятия, потом — на рыбалку.
— Зачем занятия? — удивляется Осман. — Твои солдаты — люди немолодые, они уже все знают и без тебя. Пусть лучше помогут старику. Надо перевезти сено, обмолотить пшеницу. А Фатимет для них обед сготовит, белье постирает, всем хорошо будет.
Это предложение кажется Максиму резонным. Они входят в комнату. Осман показывает на кресло, сам садится на стул, выжидательно поглядывая на гостя. Взгляд Максима падает на конторскую книгу.
— В этой комнате посторонние бывают? — спрашивает он.
Осман поднимает седые брови, морщится. Нос его как-то скрючивается. Конечно, это большой секрет, но если комиссар умеет хранить тайны… Осман не молод, но жизнью своей дорожит… Недавно гостил один его знакомый…
Хозяин не сводит с гостя немигающего взгляда, он словно размышляет — говорить ли до конца или нет? Гость боится шевельнуться, чтобы не спугнуть хозяина.
— Здесь был Улагай Кучук, — заканчивает Осман. — Слышал такую фамилию?
— Это мне известно. — Максим достает из кармана записку. — Зачем приезжал?
Осман пожимает плечами: наверное, молодой начальник плохо знает Улагая. Улагай никогда никому не докладывает о своих делах, тем более такому болтливому старику, как он. Но… Осман переходит на шепот: Улагай обязательно вернется. Откуда он знает? Раз говорит, значит, знает. Или же пришлет кого-нибудь. А ему бы хотелось, чтобы Улагай не возвращался.
Максим задает последний вопрос, не очень вежливый: зачем Осман выдает своего знакомого? Ведь тот доверяет ему.
— Он мне доверяет, я ему нет, — подумав, отвечает Осман. — Где Улагай, там война. Старший сын пулю получил, пусть Казбек живет.
«Правдоподобно», — анализирует Максим. И вдруг его осеняет: Улагаю понравилась Фатимет. Конечно! Старик боится, как бы ее не умыкнули, в этом все дело. Максиму почему-то в тот момент не приходит в голову, что Улагай никогда не явится в дом, в котором, как это известно всему аулу, расположились красные. А если явится, то не для того, чтобы поднять руки вверх. Он проходит в большую кунацкую — поговорить с людьми насчет помощи хозяину.
— А что ж такого, — замечает один боец, — он к нам с душой, и мы к нему. Делать-то все одно неча.
Все соглашаются с ним.
— А потом можно аульским вдовам помочь, — предлагает Петро. — Красноармейкам…
Бойцы отпускают соленые шутки, но в общем согласны со старшим.
— А ты, Максим, — советует один, — старичку пособи. А то, гляди, сбежит от него хозяйка, самому щипсы [4] варить придется.
Максим краснеет — третий раз за день врасплох застают.
4
Щипсы — адыгейское мясное блюдо.