За миллион или больше (сборник)
Шрифт:
— Да, но где?
— Я все выясню.— Симпатичный голос молодого человека звучал ободряюще.— Сперва порасспрашиваю тех, кто имеет телефон. Потом сяду в машину и объеду остальных. Сейчас движение не такое сильное.
— Большое спасибо.
— Но это же само собой разумеется. Изабель для меня... она очень... действительно очень хорошая... Итак, я думаю...—Жан-Люк закашлялся и, похоже, забыл закончить фразу. Добавил только:— Сидите дома. Я надеюсь, что скоро доставлю вам дочь.
Морис так и ухватился за эту соломинку. Чуть позже он позвонил Валери,
— Я ждала вашего звонка,— нетерпеливо промолвила Валери.
Ее слова означали, что она ожидала рассказа о визите в Бьевр. Тяготясь одиночеством в пустой квартире, Морис обрадовался невидимой собеседнице и поведал о своей поездке, даже не прислушиваясь к замечаниям девушки, поскольку мысли его были заняты другим.
Дюпон сначала угрожал Валери, затем, видимо, интерес к ней пропал, и он переключился на Изабель, Все произошло после, того, как было поднято уже забытое дело об убийстве в Бьевре. Две женщины — два убийства. Неужели Фушероль прав в своих предположениях?
— А почему Изабель не сказала вам, куда уходит? — спросила Валери.
— Понимаете, мы поссорились. Она разозлилась и удрала,
— Я вам не нужна? Хотите, приеду сейчас?
— Нет, спасибо. Лучше, если вы посидите дома: вдруг Изабель надумает вам. позвонить.
Когда разговор закончился, бездеятельное ожидание опять стало тяготить Мориса. Милорд под столом играл каким-то конвертом. Морис вырвал его из цепких лапок;, То самое письмо, срочное. Вероятно, почтальон Просто бросил послание в ящик, а Изабель вынула его вместе с другой корреспонденцией.
«Иначе она бы о нем сообщила,— подумал Морис.— Правда, у нее почти не было времени. Я как дикарь набросился на бедняжку».
Он мысленно представил, как она в отчаянии выбежала из дому и начала кружить по темным улицам. Он никогда себе не простит, если с ней что-нибудь случится. Гонимый страхом, Морис кинулся к телефону.
— Алло? Комиссар Фушероль? Говорит Латель. Извините, пожалуйста, что я вас дома побеспокоил, но жизнь моей дочери в опасности.
Он в третий раз рассказал о случившемся. Недовольство, проявленное комиссаром в начале беседы, быстро улеглось.
— Ее нет у друзей,— пояснил Морис, решившись немного покривить душой.— Я не имею понятия, где она.
— Может, просто пошла в кино?
— А убийца поджидает у выхода.
— Почему вы считаете, что он вдруг без всякой причины станет на нее кидаться?
— Все же речь идет о сумасшедшем.
— Но о Сумасшедшем, действующем весьма логично.
Теперь полуправда или ложный стыд были неуместны, Морис уже собрался выложить все, но комиссар перешел к следующему вопросу:
— Как выглядит ваша дочь?
— Высокая блондинка, голубые глаза. Ей девятнадцать лет.
Морис почувствовал комок в горле.
— Особые приметы?
— Нет.
— Как она одета?
— Черные брюки, белый пуловер с круглым воротничком и...
С трубкой в руке он шагнул назад и взглянул
Снова раздался деловой, рассудительный голос комиссара Фушероля:
— Сейчас я передам ее описание всем патрульным машинам и обзвоню кинотеатры. О больницах тоже не забуду.
Холодная рассудительность этих слов вызвала в воображении Мориса целую вереницу ужасных образов.
— И сохраните письмо,— добавил в заключение Фушероль.
Морис соединил скрепкой угрожающее послание с фотокопией рукописи Даниеля. Анонимные письма, типичные для помраченного рассудка, Дюпон отправил сначала Валери, затем комиссару и теперь, через ее отца, Изабели. Наверняка скоро он начнет писать в газеты.
Кроме того, он звонил Валери, приказывая молчать и угрожая смертью. В звонках он вообще, хорошо разбирался: сумел даже блокировать телефон Даниеля. Но почему-то лишь один раз. Ведь телефон был гораздо безопаснее для него: стоило только зайти в кабину...
— Я сидел у Валери, когда ей принесли письмо... Сейчас такое же доставили мне... Похоже, Дюпон прекратил грозить по телефону с тех пор, как я появился на сцене,— рассуждал вслух Морис.— Может, он боится, что я узнаю его по голосу? Как ни старайся закамуфлироваться, в голосе все равно останутся характерные особенности. Возможно, я бы различил их? А если...
Выводы настолько быстро сменяли друг друга, что Морис ничего не успевал додумывать до конца. Следующая идея буквально набегала на предыдущую. В рукописи Даниеля есть некоторые подробности, связанные с блокированием телефона. Морис поспешно перелистывал страницы, разбрасывая их по всей комнате. Он так нервничал, что строчки прыгали перед его глазами. Наконец он немного успокоился.
«...Но и теперь гудка не было. Он хотел уже положить трубку, как вдруг отчетливо различил там мелодичный бой часов с колокольчиками: ровно три раза. Значит, на другом конце провода находились часы, отстававшие на пятнадцать минут. После разговора с Даниелем там трубку не повесили, чтобы телефон был блокирован...»
Сперва эти детали казались Морису несущественными, но теперь он увидел их в ином свете. Ибо если преступник входил в круг знакомых Мориса, такое описание могло послужить обвиняющей уликой. У кого из его знакомых были подобные часы? Кто из них разговаривал низким бархатистым голосом генерального директора, как определил его Даниель?
Кто?
Телефонный звонок нарушил тишину.
— Алло!
— У вас нет новостей? — спросил Жан-Люк.— Я у друга. Сейчас съезжу еще к двум товарищам. Мы разделим работу на части. Не волнуйтесь, пожалуйста.
Но Морис волновался. Более того, он совсем впал в отчаяние. Полиция с ее громадным аппаратом ни на шаг не продвинулась в розыске. Разве не прав был Дюпон, изменивший заголовок интервью Даниеля на «полицейский — человек не интеллигентный»? Написав эти слова, он точно, насмешливо подмигнул публике.