За миллион или больше (сборник)

Чейни Питер

Даже не сняв пальто, он сразу поднял трубку и набрал номер приема телеграмм.

— Мне нужно отправить телеграмму в черте Парижа,—сказал он.

— Не принимаем до семи утра,— объяснил служащий,— за исключением особо срочных случаев.

— Это и есть исключительно срочный случай. Произошло несчастье.

Морис почувствовал угрызения совести, однако решил, что его ложь можно оправдать. Он продиктовал текст!

«Дюпону очень плохо. Не могу к тебе приехать. Не звони. Приезжай сам. Скорее.

Валери».

Он

положил трубку. Очутившись в уже знакомой ему квартире, он вдруг вспомнил, как часто мысленно приходил сюда. И не только мысленно. Позавчера он смотрел здесь на Валери, склонившуюся над рисунком. Глаза ее заблестели, когда она подняла голову и взглянула, на него. Нет, сейчас по телефону он не солгал. Произошел самый настоящий тяжелый несчастный случай, даже со смертельным, исходом. Умерла любовь в его сердце. Лучше всего было просто поплакать, но слезы, подступившие к горлу, нисколько не смягчили его решимость.

Он прошел в ванную, умылся холодной водой и вернулся в комнату. Теперь, когда все уже было сделано, он неожиданно почувствовал усталость и прилег на кушетку. Чтобы не заснуть, Морис начал внимательно разглядывать окружающую обстановку. Над ним парили в воздухе рыбы, на которых смотрел Даниель с того же места восемь дней назад. Да, Морэ правильно заметил, что зеленая рыба внезапно бросилась на него с раскрытой пастью...

Морис увидел такой же кошмарный сон, потом наступило внезапное пробуждение. Что это: телефон или звонок в дверь? Сквозь щели жалюзи проникал тусклый свет зарождавшегося дня. Снаружи в замке повернулся ключ.

Морис окончательно проснулся и поднялся. В маленькой передней раздались шаги.

Затем в комнату вошел Кулонж.

Глава 16

Увидев Мориса, он в испуге замер.

— Входите,— пригласил Морис —Телеграмму посылал я.

— Где мадемуазель Жубелин?

— Можете спокойно называть ее Валери. Если уж вы имеете ключ от ее квартиры, то разрешите себе и такую фамильярность.

Кулонж нахмурился и подошел ближе,

— Где она?

— У меня дома. Жан-Люк позаботится о ней. Когда она узнала, что мы нашли убийцу Морэ, то потеряла сознание.

— Убийцу Морэ...

— Конечно. Это вы. А Валери ваша сообщница.

Кулонж не стал ни протестовать, ни лгать. Но сильное тело его как-то разом обмякло. Он понял, что возражать бесполезно, и решительно взял на себя ответственность за преступление. Кулонж тихо запер дверь, повернулся и сказал:

— Морэ был последним мерзавцем.

Морис промолчал, ему нечего было возразить.

— Я полагаю,— немного иронически продолжал Кулонж,— что теперь вы охотно выслушаете мое признание.

— Если только вы не предпочтете говорить в полиции...

— Нет.

Кулонж достал сигарету из позолоченной коробочки. По тому, как он сделал это, стало ясно,

насколько хорошо ему известно жилище Валери. Затем он уселся против Мориса на пуфик.

— Я вас очень ценю, месье Латель,— начал он, закуривая.— Если не возражаете, мне бы хотелось сперва побеседовать с вами, как мужчина с мужчиной. Потом вы сможете составить свое собственное мнение. Вы уже слышали о драме в Бьевре, не правда ли? Давид Шнеберг был клиентом в моем банке. Он всегда пользовался именно моими услугами. Года полтора назад он пришел в банк и обратился ко мне...

Это была простая история, даже разочаровывающая своей банальностью. Шнеберг вручил Кулонжу пакет ценных бумаг, которые тот должен был продать, и получил расписку. Шнеберг не заметил, что между ценными бумагами большого формата лежали маленькие.

— Я это тоже потом обнаружил. Там завалилось восемь свободно продаваемых бумаг на общую сумму восемь тысяч четыреста франков, о которых Шнеберг не знал. Я получал всего, девятьсот франков в месяц, а Шнеберг был так богат...

— Значит, вы их присвоили.

— Да. Некоторое время я выжидал,— Шнеберг ни о чем не спрашивал — и в конце концов продал. Но как нарочно, через два дня он их хватился. Он проверил свой сейф, не нашел бумаг и спросил меня, не обнаружились ли они случайно среди других. Я обещал проверить наличность.

— Вы не боялись, ведь у него не было на них расписки?

— В принципе да, но номера бумаг при операциях фиксируются. Если провести официальное расследование, то можно установить факт продажи их на бирже. Тогда бы мне не удалось спастись. Я признался во всем Валери.

— Вы уже были с ней знакомы?

— Да, около трех месяцев. Срок небольшой, но это не имело никакого значения. У нас всегда все было в порядке.

Эти слова поразили Мориса в самое сердце. Он сунул в рот сигарету и стал возиться со спичками.

Говоря о Валери Кулонж как-то успокоился. С прояснившимся лицом он продолжал:

— Может, вам смешно, но мы с Валери действительно были как две разделенные половинки, отыскавшие друг друга.

Но Морису было не до смеха. Он вздрогнул и резко произнес:.

— Ну, рассказывайте о девятнадцатом июля.

— В воскресенье после обеда я сидел у Морэ и беседовал с ним о криминальном романе, который тогда писал для него. Валери в тот день поехала к Шне-берту в Бьевр.

— Это вы ее послали?

Кулонж возмущенно выпрямился.

— За кого вы меня принимаете? — Затем пожал плечами и продолжил: — Верите или нет, но Валери отправилась, даже не предупредив меня. Она надеялась уговорить Шнеберга взять за бумаги деньги и на этом дело закончить. Однако ей ничего не удалось. Он был пьян, и, наверное, хмель ударил ему в голову. Во всяком случае, он начал приставать к Валери, и ей пришлось защищаться. Она ударила его тяжелой лампой, стоявшей на камине...