За несколько стаканов крови
Шрифт:
— Что ж, он действительно тут, как нам и сказали, — вздохнул Хмурий Несмеянович. — Сам-девят, говоришь? А кто с ним?
— Зачем тебе знать? Малахольный упырек и пустой посох — не те силы, которые тебе нужны.
— Мало ли, как дело обернется? — философски ответил Тучко. — Может, и прибудет еще моих сил.
— Может, и прибудет, — в тон ему сказал Дурман Перегонович. — Этого я тебе даже пожелал бы, наверное. У тебя ведь, поди, серьезный вопрос к бригадиру?
— Еще какой серьезный! Да ты ведь, наверное, и догадаться можешь какой?
— Перегоныч! — еле сдерживаясь,
— Цыц, салага! Хочешь счастье в жизни иметь — меня слушай, а будешь мешать — не обессудь… Значит так, Жмур. Все пополам — и у нас с тобой полный мир и согласие. Носика, — он кивнул на лесина, — с собой возьмем, он гонористый, но не бестолочь. Решайся, боец! Их там девять — но у нас два ружья, да твой посох, да упырь… если сработаем четко — осилим!
Персефоний едва поспевал за ходом беседы. Его еще толком не обструганный жизнью ум, словно по инерции, продолжал гадать, какая причина подвигла крестьян из-под Купальского леса искать помощи наемников и идти среди ночи на кладбище, а между тем у него на глазах два бывалых герильяса, впервые в жизни друг с другом встретившись и тем не менее поняв один другого не с полуслова даже — с полуслога, в минуту сговорились сообща убить девять разумных и поделить клад! Дурман мигом забыл о грамотеевских интересах, а Тучко так нагло разыграл роль собственного брата, что молодой упырь чуть было сам не поверил ему.
— Может, и осилим, — протянул Хмурий Несмеянович. — А, Перс? — Он толкнул Персефония в бок. Тот не сразу понял, что это дурацкое обращение звучит в его адрес. — Что скажешь? Кажется, это шанс! Третий звеньевой Хватко — это тебе не фунт изюму… Может, и сладим…
— Раз ты так говоришь — стоит попробовать, — кивнул Персефоний, прилагая немалые усилия, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица.
— И все пополам? — уточнил Дурман.
— Пополам! Глупо жалеть о деньгах, которых все равно за всю жизнь не потратишь. Пополам, Перегоныч!
— Вот и договорились, Несмеяныч. Слухай сюда, Нос, — не сводя прицела с Тучко, повернулся Дурман к своему молодому образованному товарищу. — Хмур в наших местах клад положил, и мы его возьмем, нужно только перебить его спутников, самого бригадира взять живым и выпытать, как клад поднимать. Если будешь слушаться, я тебе из своей доли отстегну, не обижу. Если я хоть заподозрю, что ты не то что помешать — ослушаться меня решил… убью на месте. Усвоил? Теперь ты, Несмеяныч. Не серчай, посох я тебе верну попозже. Мы теперь так сделаем. Брательник твой со своими хлопцами, я думаю, пропащинцев легко раскидает, без нашего участия. Так что мы тут посидим, подождем, когда все закончится, а потом в толпе подберемся поближе. Там я тебе посох-то в руку суну, и вдарим. Как тебе?
— Толпа точно будет?
— Точнее некуда. Вон там, у памятника… — Дурман кивнул в сторону изваяния, и тут же в ночи послышались выстрелы и крики. — Ага, началось! А ну, хлопцы, айда в часовенку, там из притвора хорошо все видно.
Он
— Быстрее! — поторопил Хмурий Несмеянович упыря.
Пригнувшись, они достигли входа. В часовне царил сумрак, едва разгоняемый двумя или тремя лампадами. Узкие окна давали возможность наблюдать за ходом боя, чувствуя себя в относительной безопасности.
— Пустим молодых к окошкам, — предложил Дурман бригадиру. — У них и глаза позорче, не то что у нас, простых людей, они проследят, как драчка пойдет. А я тебе пока расскажу, кто с Хмуром ходит.
Он перечислил спутников Жмурия Несмеяновича: четверых людей, волколака, водяного, упыря и полевика. Лешего почему-то не упомянул, равно как и двух иноземцев. Бригадир после каждого описания хмыкал или крякал, называл имя и характеризовал бойца: «Слабак!» — или: «Серьезный тип…» — или: «Тот еще зверь!»
«Тех еще зверей» набралось двое, а вот «серьезных типов» шестеро, «слабаком», к сожалению, оказался только один. Самого себя Хмурий Несмеянович отнес ко второй категории. Они с Дурманом стали планировать схватку.
— Еще-то оружие есть? — как бы между делом спросил третий звеньевой Удавия Охватьевича. Вместо ответа бывший бригадир медленно распахнул на себе куртку. — А со спины?
— Может, еще раздеться прикажешь? Не дури, Перегоныч, нам обоим крупно повезло, что мы встретились. И насчет денег я правду сказал: их столько, что, отдав тебе половину, я ничего не потеряю — все равно столько нельзя истратить. Вот еще что у меня есть, — добавил он и показал два ножа: свой собственный и тот, который отнял у брата еще в Лионеберге. — Это простой, а этим можно убить упыря.
— Солидно! Сумеешь метнуть? Тогда первый шаг твой, иначе этот упырь доставит нам неприятности. Потом мы с Носиком…
Персефоний и молодой лесин по имени Нос тем временем наблюдали за ходом перестрелки, переросшей в настоящее сражение. Похоже, многие пользовались не обычными охотничьими ружьями, а армейскими скорозарядными образцами, то ли подобранными на местах боев, то ли купленными у не слишком щепетильных герильясов. То тут, то там полыхали отблески простейших заклинаний, но изредка доносился и демонический вой, и другие звуки, свидетельствовавшие о том, что в распоряжении противоборствующих сторон имеются и серьезные боевые чары.
На первый взгляд кладбище было охвачено хаосом безумия, но, присмотревшись, Персефоний быстро уловил картину боя. Пропащинцы угодили в засаду. Они сопротивлялись яростно, но грамотеевцы пришли раньше и, просчитав действия противников, поджидали их, сосредоточившись на флангах. Таким образом, не превосходя ни числом, ни вооружением, они получили тактический перевес, позволивший сбить пропащинцев в кучу и хладнокровно расстреливать, пока те метались. Однако уцелевшие пропащинцы, закрепившись среди могил, подняли в ответ ураганный огонь и начали медленно отступать, грамотно прикрывая друг друга — очевидно, среди них были те, кто имел армейский опыт.