За Отчизну
Шрифт:
– Так-то оно так, пан Ян, и вот поэтому-то я бы на вашем месте и не принял предложения пана Индржиха. По мне, лучше рыцарю погибнуть в бою, чем на виселице. Я так думаю.
– Истинно! Вот это самое пусть пан Вилем и передаст как мой ответ пану Рожмберку.
– Ну что ж, так и передам. Но, слово чести, пан Ян, не будь у меня дочери, я бы к вам присоединился, потому что меня самого сильный сосед лишил земли, а попы из монастыря за долги выгнали из родового замка. Я не богаче вас, пан Ян.
– У меня таких, как вы, пан Вилем, наберется в отряде с десяток.
Вилем вздохнул и протянул руку рыцарю из Троцнова:
– Будьте благополучны,
Пан Вилем вскочил на коня и отправился в обратный путь.
Занятый мыслями о пане Яне, Вилем не заметил, как выехал на площадь деревушки Троцнов.
Окруженный почти королевской по своему блеску свитой, перед большим шатром сидел в кресле высокий тучный старик, повернув свое красное, с крючковатым носом лицо к подъезжавшему рыцарю. Когда рыцарь, сойдя с коня, подошел к креслу, старик расправил седые усы и смерил его надменным взглядом:
– С чем вернулся, пан Вилем?
– Предложение пана Индржиха отклонено рыцарем Яном.
– Отклонил? Жалкий жебрак! [15] Ты видел его мужицкую банду?
– Нет. Он вышел ко мне совершенно один и без оружия.
– Один?.. Так что же ты, растяпа, не снес ему голову и не привез ее мне?
Пан Вилем побагровел:
– Я, пан Индржих, не растяпа, а рыцарь и привык к честным способам...
– Ни слова!
– взвизгнул пан Рожмберк вскакивая.
– Ты такой же негодяй, как и твой Ян! Подумаешь, "рыцарь"... Ты не рыцарь для меня, а жалкий червяк! Червяк, которого я могу вот так!..
– Старик исступленно топал и растирал землю остроконечным башмаком.
– Мне такие слуги не нужны. Слышишь?
15
Жебрак (чешск.)– нищий, бродяга.
Пан Вилем задрожал от оскорбления и, круто повернувшись, отошел. Рожмберк, оглянувшись по сторонам, позвал по-немецки:
– Любезный барон!
К нему подошел, тяжело ступая, плотный рыжебородый рыцарь.
– Все готово, барон?
– Все. Лес окружен. Жду вашего приказания.
– Тогда превосходно, начинайте! За живого Яна из Троцнова даю пятьдесят золотых, за мертвого - десять. С богом, барон!
Рыжий рыцарь грузной походкой двинулся к своим слугам, державшим огромного белого коня. Рожмберк снова уселся. К нему подошел юноша с вьющимися белокурыми волосами и голубыми наглыми глазами:
– Отец, прибыл королевский придворный с грамотой.
Старик нахмурил мохнатые седые брови:
– Где он?
Перед креслом остановился огромного роста мужчина, пожилой, с окладистой темной бородой. В руке он держал свиток с висящей на шнурке печатью.
– А, пан Микулаш из Гуси? Добро пожаловать! В ответ прогудел густой бас:
– Повелением его милости короля Чехии Вацлава Четвертого имею честь вручить тебе, высокий пан Индржих из Рожмберка, указ его милости.
Пан Индржих встал и, приняв свиток, развернул его и начал читать. В середине чтения он разразился проклятиями и в ярости крикнул:
– Король принимает в свою королевскую милость Яна из Троцнова, своего любезного подданного, и прощает ему все его прегрешения! Как вам нравится, а? "Своего любезного подданного"!..
Пан Индржих со сжатыми губами повернулся и пошел к шатру. У порога остановился и, полуобернувшись, крикнул:
–
И, входя в шатер, он бормотал про себя: "Эх! Не то время, приходится повиноваться... Всякий дурак поймет, что этот коронованный пьяница только из ненависти ко мне покровительствует бунтовщику и смутьяну.." Микулаш из Гуси громко обратился к окружающим:
– Не найдется ли кто сообщить королевскую милость моему другу пану Яну?
– Вот это поручение я с радостью возьму на себя!
– крикнул пан Вилем и тотчас поскакал в лес.
2. "ЗОЛОТОЙ КАБАН"
В этот день, как всегда по субботам, Войтех велел пораньше заканчивать работу, чтобы успеть убрать мастерскую и сходить вместе с Ратибором, подмастерьями и учениками в баню. Это соблюдалось точно, словно неписаный закон.
Пока Войтех с подмастерьями долго и с наслаждением парились, отмывая с себя накопившуюся за неделю угольную копоть, Ратибор и рыжий Гавлик, таинственно пошептавшись, наскоро вымылись. Одевшись, Ратибор просунул еще мокрую голову в мыльню:
– Отец, я домой не пойду, ужинайте без меня. Войтех сурово оглядел сына:
– Опять в шинок? Не отрицай! Знаю я, что там тебя уже приятели ожидают, как черти в пекле душу грешника. Смотри, Ратибор, догуляешься до беды!..
Старик продолжал мыться, сохраняя строгое и суровое выражение лица, но в уголках его рта под густыми усами пряталась добродушная усмешка. Войтех вспоминал свою молодость.
Ратибор увлек с собой рыжего Гавлика, и они чуть не бегом устремились на соседнюю улицу, в шинок, над дверями которого красовалось грубо намалеванное золотой краской изображение кабана. Они вошли в полутемный шинок. Здесь было прохладно и сыро, воздух пропитан запахом пива и вина. Поперек погребка стояло с десяток тяжелых дубовых столов с такими же скамейками и табуретами. Вдоль стен выстроились ряды огромных бочек с пивом. В глубине виднелась дверь в другое отделение, где хранились запасы вин и съестных припасов. Пылал очаг; над огнем на вертеле поджаривалась телячья нога. Тут же висели круги колбас, копченые окорока; на ларе лежали колеса сыров.
Хозяин - добродушный невысокий человек с большим животом и бегающими голубыми глазами - переваливаясь, быстро сновал между столами, покрикивая на слуг.
За одним из столов сидели приятели Ратибора - молодые подмастерья: оружейники, ножовщики, столяры, пивовары, мясники. На столе перед ними уже давно стояли два полуведерных медных жбана и лежало полкруга соленого овечьего сыра.
– Ого! Ратибор с рыжим Гавликом!.. Потеснитесь, братцы... Садитесь, ребята... Онеш, налей им, пусть догоняют нас...
Ратибор уселся и взял пододвинутую оловянную кружку:
– Эге! Видно, у ребят гроши завелись - вино хлещете вместо пива. Ну, на здоровье!
– И он залпом осушил кружку, утерся рукавом камзола и отрезал кусок сыра.
– Какие новости, ребята?
Один из подмастерьев, сапожник Сташек, подсел поближе к Ратибору и стал вполголоса сообщать самые последние новости;
– К хозяину в прошлую среду приходил один пан, он в Вышеграде частенько бывает, и тот пан говорил, что не сегодня-завтра у Польши с Литвой против немцев-меченосцев война вспыхнет. А король наш сторону немцев держит, потому что ему ихний посол сорок тысяч флоринов сунул. Король позволил ему у нас в Чехии и Моравии людей вербовать. Да, говорят, только триста человек навербовали, и то, слышно, всякий сброд - такие, что за гроши на кого хочешь меч подымут.