За Отчизну
Шрифт:
Только Войтех проверил, правильно ли выкована полоса стали для меча, как сзади послышался веселый голос:
– Добрый день, отец!
Старик обернулся и увидел в дверях мастерской младшего сына. Шимон был на год моложе Ратибора и представлял собою полную противоположность брату. Он был пониже Ратибора и темнее. Его лицо было бы даже красивым, если бы не бегающие глаза и неприятно кривящийся в постоянной улыбке рот. Одет был Шимон гораздо изысканнее брата: темно-синий бархатный берет, такой же камзол с разрезами сбоку, длинные, от бедер, коричневые чулки и остроносые туфли с серебряными
Войтех, ничего не ответив, продолжал работу.
– Мастер Готлиб Носке шлет вам большой привет, отец.
– Спасибо за привет, - проворчал старик, все еще не поворачивая головы.
– А еще что скажешь?
– Мастер Носке хотел бы видеть вас у себя.
– Вот как!
– с удивлением сказал старик, прекратив осмотр меча, и обернулся к Шимону: - Зачем же я ему понадобился?
Шимон, опустив глаза и играя изящным кинжальчиком, висевшим у него на поясе, с тонкой усмешкой ответил:
– Просто он хочет, чтобы вы пришли к нему в гости.
– В гости? Что-то он раньше меня не приглашал.
В это время к ним подошел Ратибор в кожаном фартуке, с секирой в одной руке и напильником в другой.
– А разве вы, отец, не понимаете, в чем дело?
Войтех внимательно посмотрел на Ратибора и вдруг рассмеялся гулким, раскатистым смехом:
– Так можешь передать своему мастеру Носке мой привет и сказать ему, что оружейник Войтех вовсе не такой старый осел, как он думает.
– О чем это вы, отец?
– с деланным недоумением воскликнул Шимон.
– Мастер Носке никогда о вас так не думал...
– Оставь, Шимон, - вмешался Ратибор, - не делай из себя невинного ягненка. Ты прекрасно знаешь, что немецкие оружейники хотят заманить к себе отца, после того как... наш чешский меч оказался тверже прославленного баварского "волчка". Не так ли?
– Не знаю...
– Врешь, знаешь!
– бросил Войтех.
– Так и скажи им. К слову: ты поступаешь приказчиком к... как его там...
– К купцу господину Гельмуту Гартману. Да, совершенно верно.
Старик помолчал, взял вновь меч и стал его внимательно осматривать.
– Ну, а насчет залога как же?
– Сорок золотых. Я думал, отец, что вы, может быть, помогли бы...
– Сорок золотых... Значит, двадцать чешских коп грошей. [10] Кабы ты пошел приказчиком к чешскому купцу, я, может быть, понатужился и достал бы залог. Ты думаешь, что твой отец богач?
– внезапно с гневом крикнул Войтех.
– А ты знаешь, как мне все досталось? Вот эти руки и эта голова - больше у меня ничего не было, когда я начинал. А сколько пакостей творили мне твои богатые немецкие друзья! Сколько раз я был на краю нищеты по их милости! На меня и глядеть никто из них не желал, пока мой способ закалки не дал мне кое-что. С тех пор появился и этот каменный дом, и мастерская, и подмастерья, и твои богатые платья, и расположение твоих друзей... И, зная все это, ты хочешь идти к ним?.. Стыдно тебе, Шимон! Я думал, что у отца чеха и сын будет чех да, видать, ошибся.
10
Грош -
Круто повернувшись, Войтех направился в глубь мастерской и принялся показывать Гавлику, как надо делать эфес и рукоять и где надо начинать сужение клинка, чтобы он мог проникнуть сквозь кольца кольчуги. Гавлик слушал хозяина с видом глубочайшего внимания, даже чуть приоткрыв рот, хотя эти объяснения он слышал уже не один десяток раз.
– А потом не забудь, Гавлик: как конец сделаешь, самым тонким напильником пройди, прежде чем на точило положишь.
– Войтех!
– сквозь стук, звон, треск и скрежет железа о железо, царившие в мастерской, донесся голос Теклы.
– Войтех! Там тебя какой-то паренек спрашивает. Говорит, из Прахатиц пришел.
Войтех подошел к жене:
– Из Прахатиц? Паренек? А звать-то как? Провалиться мне в болото, если я что-нибудь понимаю! Ладно, иду.
И, не снимая кожаного фартука, закопченного, во многих местах прожженного, с засученными рукавами, черными от угольной копоти лицом и руками, Войтех вышел на крыльцо.
Перед ним стоял в запыленной одежде школьника подросток с дорожным мешком за плечами и с помятой шляпой в руках. Войтех пристально взглянул на гостя. Что-то знакомое было в чертах лица, но он мог поклясться, что видел пришельца впервые.
– Здравствуйте, - робко проговорил юноша.
– Здравствуй, - ответил старик.
– Кого ты ищешь?
– Мне нужно повидать моего дядю Войтеха, сына Станислава, по прозвищу Дуб.
– Это я и есть. А с какой стороны я тебе прихожусь дядей?.. Да ты заходи в дом... Вот так. Мешок сними и положи на лавку, сам садись и рассказывай.
Юноша потупился; его лицо стало печальным, как только речь зашла о его родных.
– Моя покойная мать, Катерина из Брода, дочь Станислава, значит она вам...
Войтех хлопнул себя по колену:
– Ну да, все ясно! Раз ты сын Катерины и Тима. значит ты мне племянник. А как тебя крестили?
– Мое имя Штепан.
– Рад видеть тебя, Штепан!.. Текла, иди сюда, обними своего племянника... Но послушай, Штепан, почему ты сказал о Катерине "покойная"? Может, мне послышалось?.. Э-э, да ты, парень, плачешь... Вот оно что... Значит, не всё дома ладно. Текла, возьми Штепана, дай умыться, покорми, и пускай он отдохнет с дороги, а потом мы его послушаем.
Войтех встал, крепко потряс за плечо Штепана, выразив этим свое искреннее расположение и сочувствие, и, передав его на попечение Теклы, вышел в мастерскую. Здесь он крикнул Ратибору, перекрывая мощным басом шум в мастерской:
– Вот так штука, Ратибор! У нас гостит родич, которого никто из нас никогда в глаза не видел, хотя я и слыхал, что у моей сестры Катерины есть сын. Вот он и заявился к нам. Сейчас он с дороги отдыхает, а в обед ты с ним познакомишься. Я как взглянул на него, так и увидел что-то знакомое в лице, а оно так и вышло - как две капли воды Катерина. Да, знаешь...
– тут старик нахмурился и стал озабоченно крутить усы, - кажется, у них не всё дома как надо... Говоря о матери, он сказал "покойная" - значит...