За полвека
Шрифт:
— Да зачем тебе этот Зелёный Луч?
— Не знаю…
Лучше не мучь
меня вопросами…
Говорят,
что это — Меч, а не Луч.
Его называют Мечом Голода…
— Ну нет — он зовётся иначе.
— Но его называют Мечом Голода…
— Нет, это — Луч Удачи:
Моряки говорят, что всё нипочём
кораблю, который пройдёт под Зелёным Лучом!
— А поморы твердят, что не будет улова
тем, кто прошёл под Зелёным Лучом,
Что
уйдут…
— Да о чём ты?..
— О чём?
— Ах да — его действительно называют мечом:
Мечом Голода, и чем зеленей, тем злей…
— Но зелёное не сулит голода!
А если по ней???
По ее глазам, по её плечам.
А впрочем, не верю никаким лучам:
Я видел сосны и валуны
едва ли выше волны,
Я видел воду! И где-то за ней —
плоский, как блин, один
Островок деревянных церквей…
— Ты в них входил?
— Входил.
— С ней?
— . . .!
Мудро пусты,
Лесисто пусты
Северные скиты,
Узкий, как лезвие, свет из окон,
И никаких икон,
И никаких алтарей внутри,
И никаких колец.
И в щели — звёзды, как фонари,
И совсем не зелёный лес ночью…
— Ну а Зелёный Луч?
— Неважно, лучше не мучь…
— Так его называют Мечом Голода?
— Нет, нет — совсем иначе…
— Но его называют Мечом Голода!
— Нет, это — Луч Удачи!
— Так правы моряки?
— Не знаю… молчи.
— Или правы поморы?
— Не знаю… молчи!
Только мне никогда не найти ключи
от всего, что было в озёрной ночи,
от рассвета, от этих округлых рук,
от горизонта, замкнувшего круг,
от пенья русалок, от тесных кают,
от ветров, что в борах над скитами поют,
И оттого, что удача всегда
почти то же самое, что беда…
И ещё — никогда не найти мне ключей
К тем, кто не видит Зелёных Лучей.
Ну, а поморы и моряки
Равно от истины далеки…
1970 г.
ХУДОЖНИКИ
33.
ЭТЮДЫ БЕЛОЙ НОЧЬЮ
…И с натурщицами в скверах целуются —
Пусть глядит — не разглядит сонный мир,
И валяются мольберты на улицах
Перед окнами ослепших квартир.
Белой ночью блекнут краски напрасные,
Ни цветов, ни колорита больше нет —
Белой ночью владычествует графика:
Двух сливающихся лиц силуэт.
И лишается город светотени —
Пусть от яркости мир отдохнёт!
На скамейке две фигуры
И мгновенье, похожее на год.
Ночь объёмное искусство ограбила,
В ней ни бронзы, ни глины больше нет,
Остаётся могучая графика —
Обнимающихся тел силуэт.
Так художники по скверам целуются,
А искусству с ними сладить невмочь,
Пусть валяются мольберты на улицах —
Наступай на них, белая ночь.
34.
ИОРДАНС, "БОБОВЫЙ КОРОЛЬ"
Пьёт король в лиловой шляпе,
В деревянных башмаках,
Бабу-Фландрию облапив —
Ах!
Что за руки у фламандки,
Жарче щёк!
Пьёт король — чего ломаться!
Пальцы — в спелое плечо!
Пиву питься, бедрам биться
Так, чтобы скамья трещала,
Чтобы рамам
Со стен валиться
На другой стороне зала,
Где утрехтские мещанки
В кружевцах до подбородка
Ханжески выглядывают
(или кротко?)
…Что за ляжки у фламандки!
Пена солнечного пива!
Пусть на вечер короли мы —
Да зато над целым миром!
Соль земли мы!
Славься, соль
Пота!
Жар земли вспотелой!
Белой
Властью тела пьян король.
Что за титьки у фламандки —
Не схватить двумя руками
Дважды блещут полнолунья
Возбуждёнными сосками,
Блещет, по бокам стекая,
Горьковатый зной…
Что за титьки у фламандки!
Каждая — как шар земной!
35.
ФЕОФАН ГРЕК
…И вот едва минуя двери,
Ты различаешь сквозь туман
Христа, которого на сфере
Писал искусный Феофан,
И видишь — с высоты небесной
Благословляющая длань
Прощает милостивым жестом
Внизу собравшуюся рвань.
Но отойди назад подальше
И, пятясь, ты увидишь как
Становятся короче пальцы,
Сжимаясь в жилистый кулак,
И взгляд меняет выраженье:
В его сжигающей вражде,
В преображенье — отверженье
Царей, пророков и вождей!
И обратясь лицом ко входу,
Рассержен и длинноволос,
Он кулаком грозит народу,
Преобразившийся Христос:
"Да, всяк вошедший есть Иаков!
Отмщенье — Мне, и Аз воздам!
А не узревший тайных знаков