За порогом жизни, или Человек живёт и в Мире Ином

Волошина Инна

— Скоро будет тропинка, ведущая к моему дому, — лепетала она. — Ты устал, и я не могу вот так отпустить тебя, не отблагодарив. Может, зайдёшь ко мне? — спросила она осторожно, словно боясь моего отказа.

Действительно, вдали виднелся домик, а за ним — ещё несколько. Это было почти рядом, и я решил сойти с дороги.

Женщина очень обрадовалась. Остаток пути мы прошли в молчании, но быстро. Она приветливо улыбалась мне, приглашая войти в дом. Невозможно было ей отказать. Это было выше моих сил. «Небольшой отдых не помешает мне», — подумал я, входя в дом.

В доме царила прохлада и покой. Всё блестело от чистоты. Посуда была начищена до блеска и играла переливами на свету. Домик был небольшой, должно быть комнатки две-три. Комната, где я оказался,

поражала убранством. Она была оформлена, как говорят, в восточном стиле. Красивый пушистый ковёр покрывал пол, посередине стоял низкий столик, круглый на резных ножках, а на нём стоял чайник и две чашечки и ещё какие-то вазочки с фруктами и сладостями. Именно на посуду я и обратил своё первое внимание. Она поражала утончённым изяществом и блеском. Вокруг столика и по всей комнате были разложены подушечки разных размеров и цветов. Они так и манили опуститься и отдохнуть. Что я и сделал. Пока я рассматривал всё, женщина исчезла и внезапно появилась вновь, но уже переодетой. На ней был лёгкий хитон, небрежно наброшенный на плечи, и штаны с прорезями по бокам, материя была перехвачена золотистыми подвязками у колен и щиколоток — этим подчёркивалась стройность ног. Фиолетовый цвет ей был так к лицу, что мне она показалась ещё красивей, чем там, на дороге.

— Ты мой гость и мой повелитель, — сказала она, присаживаясь рядом со мной. — Ты устал, отдыхай.

— Здесь очень мило, — ответил я, не зная, что сказать. Вся эта роскошь давила на меня, а взгляд женщины пронизывал меня, казалось, насквозь. Она налила чашечку кофе. Тонкий аромат наполнил комнату. Но я никогда не пробовал подобный напиток, и он показался мне горьким.

— Это кофе! Ты просто не привык к нему… На вот, заешь, это щербет.

Щербет — орехи, залитые чем-то сладким, — я пробовал впервые, и он понравился мне. И, чтобы не обидеть хозяйку, я допил кофе, заедая сладостями. Она предложила мне кальян, но я отказался, взяв в руки гроздь винограда. Она приложилась к кальяну сама. Перебивая аромат кофе, комнату стал наполнять сладковатый и чуть тошнотворный запах. Женщина разомлела и улеглась на подушках, словно, завлекая меня. Запах мутил мой разум, а чары женщины давили на меня: я никогда не видел более совершенного тела. И во мне проснулось желание овладеть ею. Но я не знал, кто она… Как её хотя бы зовут. И я спросил:

— Скажи хоть имя своё?

— Зачем? Разве, чтобы погасить пыл страсти, надо знать имя? Я нравлюсь тебе, разве этого мало?

— Но ведь мы едва знакомы!

— Ну и что? Для меня это не важно, — и она красноречивым жестом провела по телу изящной рукой, на запястье переливались золотые браслеты.

Сладковатый запах не давал мне покоя, он и туманил разум, и наполнял тело лёгким томлением, и притягивал сильную головную боль. Боль давила, сковывая вески и затылок, я не мог выдержать противоречий, терзавших меня: женщина, её совершенство, манили меня, но обстановка и этот дурманящий запах, угнетали меня. Большего я выдержать не мог! Вскочив, я опрокинул столик; всё, что было на нём, раскатилось по комнатке, а возле чайничка образовалось тёмное пятно. Всё это я видел лишь краем глаза, выбегая из комнаты. Еще, что запечатлела моя память, это женщина: она была в ярости! И среди её чёрных, как смоль, волос вились тоненькие сероватые змейки, а глаза горели огнём. Она рванулась в мою сторону, протягивая руки ко мне. О! Куда делось их изящество?.. Вместо прекрасной нежной кожи — была сухая, обтягивающая пальцы, а вместо ногтей — когти, не длинные, но широкие и острые. Мне показалось, что я сошёл с ума! Разве могло само совершенство так резко превратиться в чудище?..

Не разбирая дороги, я бежал прочь от этого кошмара. Обессилив, я упал на землю и потерял сознание. Не знаю, как долго я был в забытьи… Очнулся я от холода. Меня знобило… Мысли путались, не желая принять за реальность увиденное. Нет, не может быть! Это тот тошнотворный запах вызвал видение; да нет же, это одно и то же лицо, только обличие другое… И снова я впал в беспамятство.

Большим усилием

воли я заставил себя подняться. Я очень сильно захотел увидеть своих: бабушку, Анну…, и вмиг оказался у дороги, по которой начинал свой путь здесь. Скорее желание увидеться с родными заставило меня преодолеть что-то плотное, стоящее на пути, чем знание, как это сделать; ведь в тот раз через этот предел меня пропустил Учитель. И я почувствовал лёгкость! Значит, преодолел этот предел. Подумав о бабушке, я оказался в её доме, но её не было там, а я не знал, где её искать. Не знаю, что произошло, но я перенёсся в неизвестный мне дом, выйдя из которого я увидел бабушку с какой-то женщиной. Я знал её, но не мог вспомнить, кто она, да на это у меня и не было сил, я буквально упал в объятия бабушки, приведя своим видом её в состояние шока!

— Помоги мне, бабуля! — это всё, что я мог произнести. И я снова впал в беспамятство.

Когда же очнулся, я лежал на земле на каком-то лугу. Было так светло, что, открыв глаза, я на миг ослеп. Потом зрение вернулось ко мне, но свет был необычным, не раздражающим, хотя и был ярким, но не раздражал, а успокаивал идущим от него теплом и участием. Не знаю, что это было! Мне стало легче. Вся дурнота ушла. Я огляделся: совсем незнакомое место, не знаю, где нахожусь, это шокировало. Я снова сбился с дороги и потерял Учителя.

Страх парализовал моё тело! Но мысли неслись, неслись с поражающей скоростью… Мне захотелось оказаться в том Храме, где мы были с Учителем, и, помолившись там о дарованном спасении, отправиться снова в путь. Только пронеслась эта мысль, как я почувствовал, что темнеет в глазах, но это лишь на миг. И я оказался у дверей Храма. Снова меня окутала живительная сила, и, преклонив колени, я молился, благодаря Бога и прося у Него помощи.

С лёгким сердцем я вышел из Храма и снова пошёл по той же дороге, что чуть ранее с Учителем. Вот здесь он оставил меня одного, сказав: «Будь твёрд!», а вот здесь я встретился с той женщиной. Воспоминание вызвало лёгкую дрожь в теле, и я постарался изгнать из памяти безобразный образ, вызвав образ Тамары. Я шёл, думая о том, какова будет наша встреча, узнаем ли мы друг друга? Ведь если я сменил облик, значит и она тоже. Так я философствовал, и лишь когда резко сменился пейзаж, огляделся…

Предо мной простирались поля пшеницы, только начинающей спеть. Море жёлто-зелёного цвета пьянило свежестью и игрой «волн». Да! Пшеница была словно живая. Это зрелище очаровало меня, и какое-то время я не мог сдвинуться с места. Вглядываясь вдаль, я заметил узкую зелёную полоску, должно быть это и есть тот сад, о котором говорил мне Учитель. Идти было недалеко, но захотелось вот так, сразу оказаться там, увидеть Учителя. Я только подумал и почувствовал, что перемещаюсь с огромной скоростью. В глазах лишь слегка потемнело, но я всё время видел перед собой эту зелёную полоску. Когда же я остановился, то оказался достаточно далеко от сада, и мне пришлось идти, снова идти, но уже с другой стороны сада.

Я быстро прошёл по саду к маленькому домику. Чуть поодаль виднелся колодец. Моё внимание привлёк странный звук — какой-то гул. Я прислушался и пошёл на гул и что же увидел? Это была пасека! Обычная пасека, только домики для пчёл были сколочены из досок, а в нижней части сделано отверстие, куда пчёлы залетали и вылетали. Я раньше видел пасеку, но ульи там были иные. Это были дупла деревьев, спиленные и закреплённые в земле, а в дуплах жили пчёлы. Для меня странные домики были в диковинку.

Постояв немного возле пасеки, я направился к дому. Возле него увидел старца в косоворотке, расшитой узором, и шароварах. Лицо скрывала широкополая соломенная шляпа. Старец направлялся к дому.

— День добрый! — приветствовал его я.

Старец резко обернулся ко мне.

— Николай? — внезапно спросил он, — тебя зовут Николай?

— Да, Николай.

— Проходи! Давно тебя жду.

— Давно? А Учитель?

— Входи в дом, там и будем толковать, негоже путника держать на улице. Ты немного и гость мой. — И он жестом пригласил меня войти в дом.