За порогом жизни, или Человек живёт и в Мире Ином
Шрифт:
— Ты что, совсем ошалел? — простонала она.
«Всё-таки это была женщина, и она, наверное, больно ударилась», — подумал я, решив помочь ей подняться. Но это было глупой ошибкой.
Она воспользовалась моей добротой и, когда я протянул ей руку, предлагая встать, с силой дёрнула меня на себя. Я потерял равновесие, и мы оба покатились по земле. Девица оказалась очень вёрткой, она как угорь ускользала из моих рук, и мне пришлось собрать все силы, чтобы подмять её под себя. Она же рвала на мне одежду и пыталась завладеть моим ртом. Мне удалось завладеть одной её рукой, что слегка парализовало её действия.
Девица, бормоча угрозы, и держась за горло, пыталась отползти от меня.
Я отряхнулся. Видеть себя со стороны я, конечно, не мог, но вид у меня был плачевный. Разъярённая фурия порвала на мне всю рубашку. Рукава жалко обвисли. И, выругавшись про себя, я снял с себя рубаху и бросил девице в ноги. Она схватила её и стала жадно целовать, всё так же сидя в дорожной пыли; а я пошёл прочь.
Похоже, я здесь приобретал себе врагов, один лучше другого, коварных, каждый по-своему. Кроме Ядвиги я ни с чьей стороны не встречал к себе участия, да и она не была искренна со мной. Я чувствовал себя одиноким, совсем покинутым. И лишь мысли о Тамаре как-то утешали меня. А потом вспоминалась мама. Я почти не помнил её. Её лицо обрамляли белокурые волосы, этим Анна очень похожа была на неё, как говорила бабушка. Её облик рисовался мне смутным. И я подумал: «А ведь и мама где-то здесь, мне только надо найти Учителя, и тогда я смогу найти и её, и Тамару…»
Я предался мечтаниям и не заметил, как день сменила ночь. Вечерняя прохлада была ощутима, ведь по пояс я был наг. Надо было найти место, где можно было укрыться. Я сошёл с дороги и пошёл в сторону леса. Я вглядывался в деревья, надеясь найти дупло. И я нашёл то, что искал: огромный вековой дуб, а в стволе зияла тёмная дыра. Дупло было достаточно большим, но не настолько, чтобы я мог свободно в нём поместиться. Я осмотрел дупло, на ощупь нарвал травы и застлал дно в дупле. Кое-как мне удалось влезть в него, но находиться здесь я мог, только сидя на корточках. Я смирился с этим. Голод не давал мне покоя, неудобная поза — ноги совсем затекли, но усталость взяла верх над неудобствами, и я погрузился в тревожный сон.
Разбудил меня неясный шум. Он всё нарастал. Я хотел вылезти из дупла, но не смог — ноги онемели. Я попытался выглянуть, насколько это возможно. Картина, представшая моему взору, привела меня в трепет…
«Старичок», тот самый «старичок»! Он катил по земле, пиная, что-то живое и стонущее. Я пригляделся, это была девушка, она молила о пощаде:
— Отпусти меня, отпусти! Мне больно… Мама, мамочка, помоги мне…, мне больно…
А он злорадствовал:
— Когда с соседским парнишкой в соломе валялась, маму не звала, больно не было! Когда в реку входила, о маме не думала, не звала, так что теперь вспомнила? Нету здесь твоей мамочки, нету! — громыхал металлический голос.
Больше я ничего не видел, но ещё было слышно:
— С ним была, а со мной не хочешь? Только по-моему будет! Как я захочу и скажу, иначе не жди пощады! Ха — ха — ха! — эхом разнеслось по лесу.
Всё стихло, а я не мог прийти в себя
Трава под дубом была высокая и мягкая, она приятно касалась тела, и я испытал почти блаженство, выпрямившись во весь рост. Было спокойно и тихо, лишь щебет птиц нарушал торжество леса.
Я снова почувствовал голод. А значит, надо было идти. Я встал, в глазах потемнело, но я устоял на ногах, хоть какое-то время всё плыло. Казалось, земля уходит из-под ног. Приступ лёгкой дурноты прошёл внезапно, как и накатился на меня. Снова я вышел на дорогу и продолжил путь.
Вдали показался одинокий домик, и потянуло прохладой. «Наверное там река», — решил я. Картина увиденного утром стояла в глазах. А что, если это дом «старичка»? Я решил осторожно приблизиться и всё узнать.
На мою удачу дорожка, ведущая к дому, была обсажена кустарником, изливавшим приятное благоухание и радовавшими глаз цветами. Бледно-розовые, собранные в кисти, они напоминали цвет акации.
Перед домом был сад. Я никогда и нигде не видел таких яблок! Не сдержавшись, я сорвал яблоко и жадно съел его. Это немного подкрепило меня, и я подкрался к дому.
Во дворе что-то делала женщина, но из-за цветов я не видел, чем она занята. А на крыше над верандой сидел мальчуган, во рту держал гвозди и что-то мастерил, пытаясь, видимо, прибить. Женщина обратилась к мальчугану:
— Бен, спускайся. Позавтракаем, потом заделаешь дыру.
— Сейчас, мам, отозвался рыжеволосый мальчуган, усыпанный конопушками.
Опасности не было никакой, и я, немного отойдя от дома, уже не прячась, направился к нему.
— Мир Вашему дому, хозяйка, — обратился я к женщине.
Она вздрогнула и недоверчиво оглядела меня. Да, мой вид не внушал доверия. В это время мальчуган юркнул с крыши и бросился ко мне:
— Мама! Это отец!?
— Нет, сынок, это не он.
Мальчишка был явно огорчён. Но любопытство взяло верх:
— Кто ты? — спросил он прямо.
— Путник, — а что я мог сказать?
— Коль с добром идёшь — входи в дом, в раз к завтраку подоспел, — вмешалась женщина, жестом приглашая войти. — Бен, покажи, где можно умыться.
Она вошла в дом, а я за мальчуганом проследовал вглубь двора. Пока я умывался, Бен поливал мне из кувшинчика и всё тараторил:
— А мы с мамой отца ждём. Я думал, что ты — это он. Крыша в доме прохудилась, а у меня не получается. Да арык надо в саду почистить, зарос совсем, цветы полить нечем. А малина будет мелкой, если не поливать. Ты не думай, что мама не добрая, она просто грустная. Дел много, а отца всё нет, а мы с ней не успеваем всё переделать.
Бен протянул мне рушник. Из дома послышалось:
— Бен, хватит тараторить, заговорил человека. Он устал с дороги, а тебе, мужчине, не гоже плакаться; меньше б по лесу бегал, больше сделать бы успел.
Бен обиделся:
— А я и не плачусь. Просто говорю. Что, и поговорить уже нельзя?
Я похлопал мальчугана по плечу и позвал:
— Пойдём к столу, а там видно будет, что можно с крышей сделать. Помогу.
— Правда? — веснушчатое лицо расплылось в довольной улыбке.
— Конечно, правда. Идём.