За пределами последствий
Шрифт:
Тем не менее, когда они сели напротив привлекательной блондинки-психиатра, Тони не мог не сделать того же самого. Он анализировал каждое сказанное ею слово, включая и ее невербальные реакции. Эта способность появилась не тогда, когда он приобщился к миру психоанализа: это было то, чем он занимался всю свою жизнь, с момента, когда он превратил «Роулингс Индастриз» в международный конгломерат. Даже с помощью технологий и модернизации видео- и веб-конференций Энтони Роулингс наблюдал и слушал своих партнеров, а также своих деловых противников. Не единожды случалось, что для переговоров жизненно важно не то, что было сказано, а то, что не было сказано.
— Я
— Без происшествий? — спросил Тони. — А чего вы ожидали?
— Мы не знаем, чего ожидать. Каждый пациент уникален. — Переведя взгляд на Клэр, она спросила, — Клэр, мы обсуждали это на днях, но, пожалуйста, поставьте меня в известность, если что-то изменилось. Вы замечаете какие-либо побочные эффекты от смены препарата?
— Я замечаю хорошие побочные эффекты. Я начинаю больше чувствовать себя собой. Я не чувствую себя застрявшей посередине.
— А как насчет твоих проблем со сном? — спросил Тони. — Как вы думаете, это может быть связано со сменой лекарств?
Доктор Браун перевела взгляд с Тони на Клэр.
— Какие проблемы со сном? Вы ничего об этом не упоминали.
Зеленые глаза Клэр, сверлящие мужа насквозь, вернулись к доктору Браун.
— У меня нет проблем со сном. Иногда я просыпаюсь. Это все.
Тони знал, что Клэр не одобряла то, что он поделился этим; однако, они обсуждали ее здоровье, и он не пошел бы на компромисс, даже ради нее. Решительно дернув плечами, он продолжил:
— И ей трудно снова заснуть. Иногда по ночам она разговаривает во сне. Я не могу разобрать что, но, похоже, это ее расстраивает.
Доктор наклонилась вперед.
— Клэр, это не сработает, если вы не будете честны со мной. Вам снятся кошмары?
Клэр села выше.
— Честно говоря, не знаю. У меня было несколько снов, которые я помню, но чаще всего, я их не помню. Я просыпаюсь, зная, что что-то происходило, но не могу вспомнить подробностей.
— Как бы то ни было, этого достаточно, чтобы она не спала часами.
— Тони! Остановись, — потребовала Клэр. — Я в порядке. Всем снятся сны.
Сжав губы, он снова посмотрел через стол на доктора Браун.
— Да, Клэр, — начала доктор. — Всем снятся сны. И если быть полностью откровенными, сновидения — это выход для позитивного настроения, если хотите. Решающее различие — это отличать сон от реальности. Мне не нравится, что сны вас волнуют. Это заставляет меня настороженно относиться к дальнейшим корректировкам оставшихся у вас лекарств. — Прежде чем Клэр смогла опровергнуть её заявление, доктор Браун продолжила, — Вы должны быть честны с собой.
Клэр моргнула.
— Я честна. Я не знаю точно, о чем эти сны. Знаю только, что каждый раз они разные. Но повторюсь: я готова отказаться от всех лекарств. Думаю, без них я буду лучше спать.
— Вам никогда не снились кошмары до того, как вы начали принимать эти лекарства? — спросила доктор.
Тони посмотрел направо. Он знал, что ей снились. Он вспомнил кошмары, которые ей снились после инцидента с Патриком Честером, долгие ночи, которые она просидела во внутреннем дворике, глядя на звезды. Тони изо всех сил желал забрать все ее страхи и тревоги. Он вспомнил беспомощность,
— Доктор, но разве это не считается нормой? — Тони ненавидел использовать это слово. Он сжал руку Клэр, надеясь, что она не подумает, что он намекает на ее ненормальность.
— Так и есть. Сны — это наш подсознательный способ справиться со стрессом.
— Разве это не хорошо, что Клэр справляется с этим?
Доктор Браун снова посмотрела на Клэр.
— Вы знаете, что такое стресс-фактор? Знаете его спусковой крючок?
Клэр посмотрела на Тони. Он увидел ответ в ее глазах. ФБР не хотело, чтобы они упоминали о посылках, но если он действительно думал об этом, то, похоже, была взаимосвязь. Кошмары приходили на день или два вслед за новым письмом Роулз-Николс.
— Вы двое должны быть откровенны. Есть ли проблема, о существовании которой я не подозреваю? Может быть, дело в другом ребенке?
Они оба повернулись к доктору Браун.
— Нет, — ответила Клэр как ни в чем не бывало. — Мы уже обсуждали это. При условии, что вы и другие мои врачи будете за, мы оба рады перспективе еще одного ребенка.
Доктор Браун перевела взгляд на Тони.
— Я не делал секрета из того факта, что беспокоюсь о жене; однако, чем больше мы с ней обсуждаем это, тем больше я понимаю, что хотел бы иметь еще одного ребенка. — Он ухмыльнулся про себя. Черт возьми, пять лет назад, он и представить себе не мог, что произнесёт такое. — Но, — добавил он, — здоровье Клэр важнее всего. Если она не справится с этим, то этого не произойдет. Или… — он посмотрел на Клэр. — …мы могли бы усыновить.
— Мы могли бы? — Ее изумрудные глаза сверкнули в его сторону. Никогда раньше они не затрагивали эту тему. — Ты сейчас серьезно? Ты так сильно хочешь еще одного ребенка?
Увидев блеск в ее взгляде, он понял, что именно этого она и хотела.
— Да, хочу.
Доктор Браун прочистила горло.
— Рада слышать, что вы приняли это решение вместе. Не моя работа — разрушать мечты моего пациента, но я думаю, вам обоим следует подумать о своем прошлом. Усыновление, законное усыновление, требует тщательной проверки биографических данных. Я не говорю, что вы не пройдёте. Я говорю, что даже при наличии финансовых средств нет никакой гарантии.
Клэр, похоже, не слышала доктора Браун; вместо этого ее глаза все еще были прикованы к Тони. Наконец она повернулась к женщине, сидевшей напротив нее за столом.
— Я знаю, о чем были мои кошмары. Я знаю, что их вызывает. Причина не в том, что происходит между мной и Тони, совсем нет. Мы просто не имеем права обсуждать это в полной мере. — Прежде чем кто-либо смог заговорить, Клэр добавила, — Но, честно говоря, я не думаю, что дело только в этом. Я волновалась, что в отличие от меня, Тони больше не хочет детей. Я понимаю, что прошу слишком многого. — Она продолжила, как будто он не сидел рядом с ней, а их колени и руки не соприкасались. — Мы с Тони обсудили множество различных вопросов, которые могут возникнуть с другим ребенком. Одна очевидная проблема… — Она повернулась и усмехнулась. — …Это возраст. Извини. — Она пожала плечами. — И дело не только в нём. Я тоже уже не девочка. Мне тридцать три, а Тони пятьдесят два. Я боялась, что, если эти лекарства не выйдут из моего организма в ближайшее время, станет слишком поздно.