За пределами ведомых нам полей
Шрифт:
_________________________
Эпилог. Варвар и хоббит
…И, окинув взором знакомые земли, они поняли,
что перед ними – уже не ведомые нам поля.
Лорд Дансени.
«Дочь короля Эльфландии»
(пер. С. Лихачевой).
Что же
Я уже не раз указывал на такую принципиальную черту фэнтези, как системность. Не случайно столь многие фантастические произведения XIX – начала XX века посвящены снам.. От Кэрролла до Дансени (если не сказать – от романтиков до модернистов) писатели выстраивают миры как сновидения: в них возможно всё, а связи между событиями и эпизодами могут быть вполне условны. Но разве такого нет и в классической фэнтези 1960-2000-х годов? Есть, но каждый раз подобное сюжетное построение подается с отсылкой к не-толкинской традиции. Так, хаотичный мир фейри у современных авторов восходит к тому же Дансени и Хоуп Миррлиз – чего никто не скрывает.
До конца 1930-х годов необходимость в создании системы даже не вполне осознавалась. В 1936 году Фриц Лейбер пишет повесть «Гамбит адепта» – первую из цикла о Фафхрде и Сером Мышелове; действие ее происходит в античном Средиземноморье. Сразу напечатать повесть не удалось, Лейбер ее перерабатывает, присоединяя к лавкрафтовским «мифам Ктулху», а три года спустя пишет новую историю о друзьях-приключенцах, действие которой отнесено во вполне самостоятельный фэнтезийный мир (а карта Невона будет составлена – не автором! – только в 1960-е годы). Очень типично для ранней фэнтези: антураж еще настолько произволен, что может быть столь же произвольно изменен. Да и само название Nehwon – Nowhen наоборот («Никогде») – свидетельствует о принадлежности раннего Лейбера к условно-сновидческой традиции.
«Властелин Колец» задал новую точку отсчета. Потому-то эпопея и была настолько необычна в момент появления, что она нарушала целый ряд привычных принципов и задавала новые. Отныне все, что происходит в фэнтезийном романе, неизбежно будет соотноситься с некой – пусть неявной, непрописанной, непродуманной, мнимой, – системой и основой. Закончилась карта – пририсуем Серые Горы… но карта должна быть, потому что мир целостен.
Стремление к непротиворечивости и целостности мира – жанровая тенденция, явная уже в 1930-е годы. Роберт Говард, создавший циклы о пиктах и Кулле из Атлантиды, а также первый из рассказов о Конане («Феникс на мече», 1932), объединил их, написав очерк «Гиборийская эра»: история мира от падения Атлантиды до прихода ариев стала для него планом и путеводителем, рамкой, вместившей сагу о киммерийском варваре.
Примечательно, что, решая почти ту же задачу, что и Толкин (летописание мифической праистории человечества), Говард пользовался почти теми же приемами. Реконструкция: история современных народов «почти всегда гораздо древнее, чем они сознают, – и простирается во мглу позабытой Гиборийской эры…» Средства реконструкции: создание новых этимологий. «Неистребимое стремление автора использовать те имена и названия, которые фигурировали ранее в истории и вызывают по этой причине определенные ассоциации» Г.Ф. Лавкрафт считал единственным недостатком рассказов Говарда [167] . Еще бы: Говард, в отличие от Толкина, был дилетантом в историческом языкознании.
167
Цит. по: Л. Спрэг де Камп. Невероятный варвар // Р. Говард. Тень ястреба. – СПб.: Северо-Запад, 1998. – С. 427-428.
Еще один любопытный момент: в том же письме Лавкрафт отмечает, что Говард использовал приемы, «в свое время примененные
168
Там же. – С.427.
169
Словосочетание «science fantasy» функционирует по крайней мере с 1930-х годов как размытое обозначение: оно может быть и синонимом НФ, может означать смешение НФ с чистой фантазией и даже, как мы видим, – «фэнтези» в современном смысле слова.
Само слово «фэнтези» в конце 1950-х годов, когда начинали свое победное шествие «Конан» и «Властелин», имело чрезвычайно широкое значение – «всё, что не НФ»; и журналы, в названиях которых было слово «Fantasy», публиковали произведения, явно относящиеся к разным жанрам. Тем не менее, уже был накоплен изрядный массив текстов, принадлежащих к одному жанру, что и вызвало поиски его названия. Образцом для фэнов и писателей был Говард, поэтому определение искали применительно именно к его текстам. «Эпическая фэнтези»? (Муркок, 1961) «Меч и магия»? (Лейбер, 1961) «Героическая фэнтези»? (де Камп, 1963). Выделение жанровых подвидов произошло раньше, чем выделение собственно фэнтези. (Это и понятно: слово «фантазия» требует эпитета-уточнения.) Все определения взаимно пересекаются и получают терминологическое значение не раньше 1970-х (а то и позже).
Наконец, на волне толкинского бума 1960-х начинает выходить знаменитая серия «Ballantine Adult Fantasy» (с 1969, серия-предшественник – с 1965). Книга Лина Картера «Воображаемые миры: Искусство фэнтези» (1973) окончательно утверждает канон жанра и список предшественников (Моррис, Дансени & Co). Причиной появления «фэнтези» как жанрового термина были в равной степени маркетинговые соображения и стремление определить новое культурное явление (а заодно доказать, что не такое уж оно и новое).
Понятно, что ни Говарда, ни Лейбера с Моррисом и Дансени сравнивать не стали бы: они выходят из другой традиции – дешевых журналов и книг, носящих прославленное имя «pulp fiction». Оттуда – и приемы, и, главное, стилистика.
В «доклассической» фэнтези стиль стоял барьером между читателем и изображенным миром. От Макдональда до Кэбелла – авторы ни на миг не дают нам забыть, что мы читаем изрядно стилизованную хронику. Поэтому, кстати, и не может возникнуть ощущение мира: перед нами не окно, а лист бумаги. Дансени, напротив, добился в «Богах Пеганы» удивительной достоверности именно благодаря стилизации: не под старинную повесть, но под миф.
Вот одна из причин, по которым уважаемые в начале века авторы фэнтези уже в 1930-40-е годы оказались анахронизмами: их стиль, манера письма слишком радикально разошлись с основным потоком литературы, как высокой, так и низкой.
Говард преодолел барьер между миром и читателем с помощью журнальной прозы, Толкин, почти случайно, – с помощью прозы детской, возвышенной до эпоса. (А вот «Книга Утраченных Сказаний» – весьма «архаична».)
В этом смысле почти вся современная фэнтези действительно написана «в традиции Говарда и Толкина» (формулировка, над которой справедливо иронизировал Майкл Суэнвик).