За пределами ведомых нам полей
Шрифт:
Путь от Бога – и снова к Богу. Исцеление придет – Вольфрам не перестает нас в этом заверять, – но через что должен для этого пройти герой? Толкин, не особо жаловавший рыцарские романы, создал замечательный термин: эвкатастрофа (не путать с «хэппи-эндом», хотя именно так переводится с греческого на английский это слово). Эвкатастрофа – счастливый конец, достигаемый через величайшие боль и утрату. Примером для Толкина были распятие и Воскресение Христово. Для Вольфрама – путь Парцифаля.
Перелистываем страницы, годы, века. Романы плодились, разрастались, уходили вдаль от Логрии и Грааля – и вновь возвращались к ним. Наконец – через два с половиной века после Вольфрама – появился труд, вобравший всё.
В
«Томас, моя мысль о рыцарстве – это все равно что свеча, вот вроде этих. Я нес ее долгие годы, защищая рукой от ветра. Нередко она норовила погаснуть. Ныне я вручаю свечу тебе, – ты понесешь ее дальше?
– Она будет гореть».
Неудивительно, что одна из биографий великого писателя называется не скромно – «Т. Мэлори», а почти детективно: «Кем был сэр Томас Мэлори?» Шестеро тезок жили примерно в одно и то же время – в середине XV века, но лишь один из них «совпадает» с тем, что мы наверняка знаем об авторе «Смерти Артура»: рыцарь, не раз пребывал в тюрьме, закончил свой труд в 1469/1470 году…
В тюрьме?
Тем-то Мэлори и смущает своих биографов: не тюремным заключением (кому только оно не выпадало на долю во время Войны Роз!), а тем, что именно привело рыцаря за решетку. «Грабеж на большой дороге, кража со взломом, угон скота, насилие над женщиной, разорение монастырской собственности», – добросовестно перечисляют биографы. Добавьте к этому два отпуска на поруки, побег, заседание в парламенте, шатания между Ланкастерами и Йорками (так что из списков амнистии его исключали обе партии), попытки вести жизнь преуспевающего землевладельца – и новые срывы. «Как? Рыцарь – и вор? Насильник женщин? Он позорит рыцарское звание и нарушает клятвы. Сожаления достойно, что такой человек живет на земле». Нет, это не крики историка, раскопавшего в архивах события бурной жизни сэра Томаса, это слова Ланселота из «Смерти Артура». Возможно ли, – спрашивают современные артурианцы, – чтобы такойчеловек защищал такие идеалы? И не подложны ли обвинения?
Оправданий и объяснений собрано немало. Доказывали, что слово “raptus” означало не «насилие», а грубое обращение; а когда нашли протокол, согласно которому Мэлори противозаконно «плотски возлежал» с некой миссис Смит (дважды), вспомнили о том, что в законодательстве того времени даже добровольная измена мужу приравнивалась к изнасилованию. Иногда Мэлори превращали в этакого Дон Кихота XV века. А то, отчаявшись, утверждали – совсем как Хлестаков, – будто «есть другой Томас Мэлори» (один из шести), так тот уж правильный.
Охотно допускаю, что часть обвинений в адрес сэра Томаса – подложная, и в подлоге виновны враги, которых рыцарь нажил немало. Но в любом случае – что за яркая, сложная личность! Какой сюжет для писателя! Человек, который помнит о рыцарских идеалах – и не просто помнит, а буквально вдалбливает их в головы современникам, – но очень скоро обнаруживает, что идеалы эти приходится приноравливать к реальной жизни, и что тогда от них остается?.. (Помните у Стругацких: «Ну что же, сказала совесть, поморщившись, придется мне
Может быть, всё было совсем не так. То немногое, что мы знаем о внутреннем мире Мэлори, почерпнуто из его романа и тщательно собрано в послесловиях к новым изданиям «Смерти Артура». Рыцарь? Да, конечно, в самом благородном смысле слова. При этом знает цену деньгам («И потому, брат мой, – сказал сэр Эктор, – снаряжайтесь в дорогу и едемте ко двору вместе с нами. Я думаю и берусь подтвердить, госпоже моей королеве розыски ваши обошлись в двадцать тысяч фунтов»). Ненавидит оружие, недостойное рыцаря (только Мелегант может посадить в засаду лучников; только Мордред «наставляет стенобитные машины и палит из тяжелых пушек»). Ясно представляет себе, что такое поле славной битвы («…и услышал он и увидел при лунном свете, что вышли на поле хищные грабители и лихие воры и грабят и обирают благородных рыцарей, срывают богатые пряжки и браслеты и добрые кольца и драгоценные камни во множестве. А кто еще не вовсе испустил дух, они того добивают, ради богатых доспехов и украшений»). Получает огромное удовольствие от мельчайших деталей бесчисленных турниров, которые описывает в стиле спортивных комментаторов, что заметил еще Марк Твен, а Т.Х.Уайт добавил: «Мэлори был страстным любителем турниров, подобно тем пожилым джентльменам, что в наши дни не вылезают из крикетных павильонов».
Однако любителей крокета и турниров было много во все времена; Мэлори же один.
Рассказывать, о чем написана его книга, – бессмысленно. Все и так это знают. Вернее, всё, что обычный человек знает о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола, он знает благодаря труду Мэлори.
Современный читатель воспринимает «Смерть Артура» примерно так же, как повествователь в романе Твена: «старинная очаровательная книга… полная чудес и приключений», в которую можно «заглядывать», но читать подряд все 507 глав – Боже упаси! Да и посвежее имеются фэнтезийные романы, и поувлекательнее… Архаика, одним словом.
Но если перестроить свое вИдение, смотреть не из «сегодня», а из «тогда», – перед нами откроется книга невероятно традиционная (Мэлори, явно желая рассказать всё о Круглом Столе, брал свое добро там, где его находил) – и невероятно оригинальная. Вызывающе нелогичная. сбивчивая и запинающаяся: «Оттого же, что я упустил самую суть рассказа о Рыцаре Телеги, я здесь оставляю повествование о сэре Ланселоте и приступаю к Смерти Артура». Иногда обжигающая неожиданными – и оттого особенно точными – деталями: сэр Ланселот, сотворивший чудо, «плакал, словно малый ребенок, которого наказали». Невозмутимый тон сообщений о подвигах («Тогда сэр Ланселот обнажил меч и долго бился с тем драконом, и под конец, после долгих и тяжких трудов, сэр Ланселот дракона убил») сменяется чудовищным остроумием сэра Динадана Шутника (за пиршественным столом: «– Сэр Галахальт, я могу уподобить вас волку, ибо волк не ест рыбы, а только мясо. – И Высокородный Принц посмеялся его словам». Неудивительно, что янки в конце концов повесил Динадана). И редко-редко прорывается голос самого автора:
«…В наши дни люди и недели не могут любить, чтобы не удовлетворить всех своих желаний. Такая любовь недолга, и это понятно: когда так скоро и поспешно наступает согласие, столь же скоро приходит и охлаждение. Именно такова любовь в наши дни: скоро вспыхивает, скоро и гаснет. Нет в ней постоянства. Но не такой была старая любовь. Мужчины и женщины могли любить друг друга семь лет кряду, и не было промеж ними плотской страсти; а это и есть любовь, истинная и верная. Вот такой и была любовь во времена короля Артура».