За пределом
Шрифт:
Они волнуются за меня, но почему они не хотят понять, что я боюсь куда больше их самих? Они говорят, что им не нужно это, но почему тогда я должен тоже страдать? Почему не пойдут мне навстречу и просто не поддержат? Не говорю поддерживать меня в таком деле, а именно меня самого? Мне ведь тоже сложно этим заниматься…
— Ну и чего вы добились этой акцией? — спросил я устало. — Это того стоило? Слёзы, обиды…
— Что ты делаешь?.. — пробормотала Натали, глядя на меня мокрыми глазами. — Что же ты творишь…
— Я творю то, что приходится, — ответил я, стараясь взять себя в руки.
— Ты не понимаешь,
Я хотел ответить. О да, как же мне хотелось ответить ей, как можно больнее ударить словами в ответ, потому что они сами ничего не хотят понять.
Но это не решит проблему, лишь усугубит всё ещё сильнее. Единственный способ сейчас во всё разобраться и расставить точки над «i», это поговорить спокойно и объяснить то, что, скорее всего, не видят они.
— Ты говоришь, что я не понимаю, как вам больно и страшно. Вот вы волнуетесь, а я не думаю о вас. Но тогда каково мне? Каково мне самому, Натали? Я ухожу к чёрту на куличики, общаюсь с такими людьми, что хочется убить их. Вижу то, что предпочёл бы не видеть. Мне постоянно страшно. Почему вам не понять, что я чувствую? Не прислушаться к моим переживаниям?
— Мы прислушиваемся…
— А потом устраиваете это? Я приезжаю домой, но встречаю обиды, ругань и непонимание. Там хреново, но и здесь не лучше, потому что вы на пару начинаете меня пилить, и это вместо того, чтоб если не поддержать, то хотя бы понять.
— Ты можешь не заниматься этим, — тихо сказала она.
— Тогда скажи, что хочешь смерти Наталиэль. Давай же, Натали, скажи это.
— Я не хочу выбирать… — всхлипнула она.
— Но приходится. И если у меня есть все шансы выйти сухим из воды, но при этом заработать деньги, которые так необходимы нам, то у неё таких шансов нет.
Молчит. Плачет.
Я вздохнул.
— Я знаю, как вам тяжело. Знаю, как вы волнуетесь, потому что я, собственно, так же волнуюсь о Наталиэль. Волнуюсь, что в следующий раз никто мне уже не позвонит или позвонят, но уже с плохой новостью. Это трудно, да. И вот я чувствую это, потом чувствую этот прессинг на работе, дома меня встречает вот такой скандал… Как мне, по-вашему? Легко? Я думаю не только о себе, от чего стараюсь как можно меньше посвящать вас в свою жизнь. Как раз-таки чтоб вы не волновались. Я стараюсь не рассказывать о своей работе, чтоб вы не беспокоились и не сидели у входа, с замиранием сердца открывая каждый раз дверь. А мне ведь очень хочется выговориться. Рассказать о том, что там происходит, чтоб меня выслушали, облегчить душу. Но не могу. И всё это сейчас внутри меня. А вы, дурынды, вот такое устроили…
Вдох, выдох. Надо немного успокоиться, а то сейчас вообще на нервах. Расстраивают сёстры, ох как расстраивают. Но на то они и сёстры, как мне кажется. Только родные и любящие ругаются, потому что им не плевать. Было бы плевать, никакой бы ругани не было, мы бы просто разошлись по комнатам.
— Я люблю вас. И Наталиэль очень люблю. Просто я уже устал. И делаю я это не потому, что я так хочу или мне это нравится. Я делаю это, потому что это единственный выход.
— Ты убиваешь людей, и так нельзя…
— Я не убиваю людей. По крайней мере, практически не убиваю, — это звучало очень странно, но то было единственным, что пришло мне в голову. — То, чем я занимаюсь, приносит
— И убьёшь человека?
Я отвернулся в сторону. Скорее всего я уже убил человека, и не одного. Надо ли говорить, что теперь я вряд ли остановлюсь, если это потребуется?
— Если придётся.
— Если придётся… Но Наталиэль не хочет, чтоб её жизнь строилась на жизнях других. Не хочет, чтоб ты убивал ради того, чтоб жила она.
Я сначала хотел спросить, откуда ей-то об этом знать, но потом вспомнил, кто такая Натали. Вспомнил, что никто лучше неё не знает Наталиэль. Возможно, она действительно передаёт её чувства.
Они такие взрослые и такие глупые.
— Потому что она слишком добрая, — вздохнул я. — Но все, с кем я работаю, сами выбрали это. Мы выбрали это и знаем, к чему всё может привести. Весь этот криминал не святые, и каждый прекрасно знает, чем может всё кончиться. И раз они выбрали это, значит, готовы и отвечать за последствия. Даже её смерть — это жизнь других. Кто-то умирает, кто-то выживает. Заказные убийства, наркотики, обман на страховках, да даже элементарные войны — это всё происходит потому, что жизнь одних строится на костях других. Я лишь хочу, чтоб Наталиэль строила свою жизнь, а не послужила кому-то фундаментом.
— Ты говоришь как они!
— Я и есть они.
Я подошёл и подобрал деньги, которые бросил в Наталиэль.
— На, держи, купи лекарств. Можешь уже обсудить это с врачом, чтоб перейти на более дорогие, может это поможет. Сразу ударить сильными таблетками, чтоб покончить с этим. В любом случае, скоро будут ещё.
— Не возьму их, — покачала она головой. — Не хочу брать.
— Если ты думаешь, что это подействует на меня, типа, если ты не берёшь эти деньги, то я прекращу заниматься этим, то зря. Бери их.
— Или что? — посмотрела она исподлобья. Это был вызов. Не понимаю её упрямства, не понимаю, зачем она так рьяно сопротивляется.
Вернее, понимаю, из-за меня, из-за чувства противоречия, в надежде на то, что я вдруг одумаюсь, но… неужели она не видит, как мне трудно? Что она лишь делает хуже?
— Тебе нужна причина?
— Что ты сделаешь, если я не буду их брать? — повторила Натали. Сейчас она меньше, чем когда-либо, походила на мою сестру.
— Хочешь сделать мне больно? — спросил я. — После всего хочешь лишний раз капнуть мне на раны кислотой? Ты лучше меня понимаешь, какой выбор есть у нас — или я этим занимаюсь, или Наталиэль умирает на наших глазах. Но я пока занимаюсь этим успешно, а вот шансов, что она сама выздоровеет, просто нет. Поэтому не делай мне больно, пожалуйста, просто прими их и сделай то, что необходимо.
Она переводила взгляд с меня на деньги, борясь внутри себя сама с собой. Как по мне, это самое тяжёлое — перебороть себя. Но в конечном итоге логика взяла верх над чувствами, и Натали взяла пачки денег из моих рук. Вздохнула, посмотрела на них, после чего бросилась мне на шею и крепко-крепко обняла.
— Дурак ты.
— Ни разу не видел умных людей, — ответил я. — Все мы дураки в той или иной степени.
— Я так волнуюсь за тебя. Мы с сестрой места себе не находим, — она вздохнула. Прижалась ещё сильнее, после чего отпустила, стерев уже подсыхающие слёзы.