За пригоршню кулаков

Грэм Том

– Эта скамья такая узкая, что мы задавим друг друга, - сказал Сэм.
– Будем сидеть вплотную.

– Какой кошмар. Мы просто должны это вытерпеть.

– Полагаю, мы сможем.

Они втиснулись бок о бок на скамейку. Сэм почувствовал, как Энни прильнула к нему. Он тоже прижался плотнее.

– Думаешь, она объявится?
– спросил Сэм.

Энни пожала плечами.
– Мои догадки ничуть не точнее твоих.

– Ну, а что тебе говорят твои инстинкты?

– Они говорят...
– она на мгновение закусила губу и задумалась. Потом пристально поглядела на Сэма со странным выражением в глазах.
– Я

не знаю, что мне говорят инстинкты, Сэм. Я... чувствую что-то... что-то насчет Трэйси, насчет всего этого дела, но...
– она тщетно подбирала слова, пока не сдалась.
– Ой, я не знаю.

– Попробуй объяснить, - мягко подтолкнул ее Сэм. Он взял ее за руку.
– Попробуй, Энни. Я могу понять больше, чем ты себе представляешь.

Он почувствовал, как ее пальцы обхватили его руку еще крепче.

– Ну, - сказала она с сомнением, понизив голос.
– Ты же знаешь, я говорила, как это дело расстроило меня. Проблема в том, что я беспокоюсь о нем постоянно. Оно мне даже приснилось.

– Одна из опасностей этой работы.

– Я знаю. Но тут другое.
– Она замолкла, затерявшись в своих мыслях, а потом, осторожно подбирая слова, заговорила с величайшей осмотрительностью.
– Я скажу тебе. Те чувства, что я испытываю, Сэм... те страхи... Они у меня уже некоторое время, просто как будто носятся где-то в голове. Я вроде как не обращала на них внимания. Но все поменялось, когда медсестры позвали меня взглянуть на Трэйси Портер. Она только поступила - ее совсем недавно избили. Я пришла сюда и... я ощутила это даже раньше, чем зашла к ней в палату.

– Что, Энни? Что ты почувствовала?

– Что что-то не так. То есть, по-настоящему не так. Знаешь, какое чувство бывает, когда телефон вдруг звонит в три часа ночи? Как сердце чуть не выпрыгивает изо рта, потому что знаешь, просто знаешь, что это должно быть чем-то ужасным? Ну вот, у меня было чувство, в чем-то похожее. Я даже еще не дошла до палаты, куда ее положили, в мое сердце уже колотилось, Сэм, колотилось как ненормальное, и все ладони были влажные, как будто я собиралась с силами, чтобы... чтобы из самолета выпрыгнуть, или что-нибудь такое. И с чего бы? В смысле, какого вообще черта?

Она посмотрела Сэму в лицо, чтобы проверить, что он следит за ее словами. Сэм ничего не говорил, всего лишь не спускал с нее глаз и ободряюще сжимал ее руку.

Энни перевела дух и продолжила.
– В общем, в любом случае. Я старалась думать лишь о работе, и зашла в комнату, а там в постели лежала Трэйси, у нее было распухшее лицо и глаза, наполовину заплывшие от синяков. Ты же помнишь фотографию. Дело в том, Сэм, что я раньше видела вещи и похуже. Сотни раз. Как и ты. Как и все мы, полицейские разбираются с этим каждый день. Но это меня расстроило по-настоящему - совсем по-настоящему. Я так испугалась, будто это меня следующую должны так же отколошматить.

– Почувствовала беззащитность?
– спросил Сэм.

– Да! Беспомощность. И мне страшно по-настоящему, все время хочется оглянуться, нет ли кого за спиной. Почему я так себя чувствую, Сэм? Почему это меня так задевает?

Сэм вздохнул и неуклюже заерзал. Что он мог сказать? Как он мог рассказать ей, что где-то там что-то приближается в темноте - что-то злобное, что-то нечеловеческое - что-то, знающее Энни по имени, так же, как и Сэма, и со всей своей мощью и злостью направляющееся к

ним? Как он мог рассказать ей, что видел его мельком, этого Дьявола во Тьме? Как он мог сказать, что это из него, из его подсознания, что-то подбирается к ней?

– Ты сказала, тебе это снилось, - сказал он.
– Можешь рассказать?

Энни нервно засмеялась: - Я должна для этого лечь на кушетку, а ты будешь сидеть рядом и делать записи?

Сэм улыбнулся: - Я не мозгоправ, Энни, но считаю, что способен понять, что ты скажешь, лучше, чем кто-то другой. Ну же, скажи мне - что тебе снилось?

– Все это сбивает с толку, понимаешь, все эти сны. Сначала я изо всех сил старалась забыть их, потому что просыпалась в ужасе, как когда-то в детстве после ночного кошмара. Но потом, когда они все продолжались, я попыталась запомнить их, чтобы понять. Они вечно перепутаны, Сэм - все эти картинки, которые на поверхности, как будто пытаешься смотреть одновременно BBC1, BBC2 и ITV.

– Просто дождись, пока подключат кабельное...
– пробормотал себе под нос Сэм.

– Я помню лишь отдельные моменты. Картину. Ощущение. Я достаточно хорошо разбираюсь в психологии, чтобы знать, что всякие значения снов спрятаны глубоко в деталях.

– И ты помнишь какие-нибудь детали, Энни?

Закрыв глаза и вызывая в памяти жуткие картины своих кошмаров, Энни мягко произнесла: - Иногда мне снится, как все гниет. Везде копошатся черви. А иногда мне снится...
– Ее брови нахмурились.
– ...Иногда мне снится мужчина... Мужчина в костюме... В таком костюме-неру, какие носили в шестидесятых...

Сэма почти передернуло.

– Костюм-неру, - прошептал он.
– Без воротника, без лацканов...

– Именно такой. Мужчина во сне всегда одет в костюм-неру. Дорогой, строгий... Я не вижу его лица, но я боюсь его, потому что...

Во рту у Сэма пересохло. Он с трудом сглотнул и спросил: - Почему? Почему ты его боишься?

– Не знаю, - нахмурила она брови.
– Как будто... Это как будто... Иногда мне кажется, что он мой...

Энни совершенно неожиданно коротко вдохнула и села прямо. Ее рука потянулась к груди, будто она хотела ощутить свое сердцебиение.

– Она здесь, - прошептала Энни.
– У меня то же чувство, что и раньше...

Сэм проскользил взглядом по коридору больничной приемной и заметил хрупкую молодую женщину, почти девочку, неуверенно двигавшуюся среди мелькавших туда-сюда медицинских работников и пациентов. На ней были вылинявшие джинсы с заплаткой в горошек, неумело пришитой на колено. Туфли на каблуке и толстой подошве делали ее походку слегка неровной, будто она еще не совсем научилась ходить в них, а бесформенная куртка с мужского плеча, так или иначе, лишь подчеркивала своей громоздкостью хрупкость девушки.

– Это она?
– спросил Сэм.

Энни кивнула.

Когда девушка подошла нетвердой походкой ближе, стали различимы синяки вокруг ее глаз и рта. Она старалась утаить их, скрыв лицо за прядями волос мышиного цвета и надев пластмассовые солнцезащитные очки в толстой розовой оправе - но все ее усилия были напрасны. Она могла надеть на голову хоть бумажный пакет, все равно что-то указывало бы, что лицо под ним избито и изранено. Трэйси Портер излучала готовность оставаться жертвой, наподобие того, как денежный воротила излучает уверенность в наличии у него огромного состояния.