За пять веков до Соломона
Шрифт:
Из очередного забытья его вывело странное шипение в двух шагах. Аарон приоткрыл глаза и тотчас зажмурился от яркого света, ударившего с чистого неба. Но еще перед тем Аарон увидел-почувствовал, какую-то быструю тень, что метнулась спереди. Аарон инстинктивно отдернулся, закрываясь рукой, ноги сами собой отпрыгнули назад.
Через мгновенье глаза привыкли к яркому солнцу, и Аарон остолбенел от ужаса. Прямо перед ним, мерно покачиваясь, шипела огромная кобра. Глазастый клобук раздулся, словно парус священной фараоновой барки, раздвоенный язык быстро-быстро
Юноша молча выругался. Это же надо быть таким раззявой, чтобы в огромной пустыне на змеиное гнездо набрести! Еще шаг и не стало бы Аарона.
Молодой сотник медленно отступил, потом развернулся и быстро побежал назад. К его удивлению тенистое место, откуда он вышел, находилось всего в двух десятках шагов.
Потом юноша лежал и шумно дышал, прокручивая в голове встречу с коброй. Вдруг мелькнула нелепая мысль: а почему на зубах выступил яд? Он ведь только после укуса выделяется? Аарон почувствовал, как каждый волосок вздыбился на теле, пока взгляд опускался вниз, в итоге упершись в две дырки, что зияли в просторной рубахе. Ткань вокруг темнела небольшим пятном, что быстро высыхало на солнце.
Змеиный яд! Кобра таки успела напасть! Аарон негнущимися пальцами задрал рубаху, но на теле не было ни царапины. Не дыша, Аарон приложил рубаху к бедру. Ни следа от зубов, одна чистая кожа. Аарон шумно перевел дыхание. Только прокушенная ткань, и ничего под ней. Хвала богам, что он в последний момент дернулся назад.
Через полчаса Аарон успокоился, встреча с коброй начала превращаться в одну из тех историй со счастливым концом, которую отцы и деды так любят рассказывать детям и внукам.
И вдруг Аарон понял, что у него-то ни детей, ни тем более внуков никогда не будет.
Так горько стало на душе, что дыхание сбилось, комок перекрыл горло, юноша закашлялся противным лаем, а на очах выступили слезы. Он попытался по привычке прогнать непрошеных гостей, но веки лишь противно скребнули иссушенными ресницами. Тело не собиралось расходовать драгоценную влагу на глупые переживания.
Тогда-то Аарон и сломался. Опять захотелось пить, сильно, до тошноты, до потемнения в глазах. Снова вспыхнула ненависть к предателю Моисею и острая жалость к себе. Аарон представил, что жизнь прошла, окончилась раньше срока, что все планы так и остались планами, а сейчас его ждет неминуемая смерть в страшных страданиях. Он почти уже жалел, что дернулся прочь от кобры. Говорят, смерть от змеиного яда не такая мучительная. Один укус и все.
Аарон резко вскочил на ноги и бросился назад. Десять шагов, двадцать, тридцать — видно он минул гнездо змеи. Неужто даже в таком простом деле Боги отвернулись от него?
Но тут Аарон заметил другую кладку и свернувшуюся кольцами змею. Кобра была поменьше той, первой, но выглядела не менее опасной. Стоило Аарону приблизиться, как она вскинулась в боевую стойку и угрожающе зашипела. Мощная шея расправила клобук с рисунком орлиного
Аарон не обращал на опасность никакого внимания. Одним резким движением он схватил кобру за шею чуть пониже роскошного клобука и поднял извивающегося гада над землей. Пасть змеи яростно раскрывалась, обнажая страшные зубы, хвост бешено молотил по сторонам. Бесполезно — Аарон держал мертвой хваткой.
Вот и все, дело сделано. Теперь вернуться к валунам, прилечь в тени и дать змее укусить себя. Тогда настанет конец всем заботам и переживаниям.
Аарон медленно шагал назад, давя малодушные мысли, что в змее наверняка есть кровь, которая могла бы хоть немного облегчить жажду. Нет, прочь, он все решил: сейчас дойдет до камней и свалится на землю. Расслабившиеся пальцы выпустят змею, та тотчас бросится на обидчика…
Интересно, каково оказаться там, в темном царстве Осириса?..
— Целый день в тени провел. Пару раз туда-сюда пробежался, но потом всегда на место возвращался. С полудня под валуном лежит, не шевелится. Мои ребята с него глаз не спускают. Одну минуту, Моисей.
Сотник подскочил к левиту, что неловко замахнулся хопешом. Трехпалая кисть с силой перехватила секач, древко резко крутанулось в сторону. Парень даже ойкнуть не успел, как кувыркнулся и покатился по пыльной площадке. Остальные воины остановились и уставились на него.
— Чего вытаращились? А ну работать дальше, — прорычал Махли.
На небольшой площадке — поле Битвы — два раза в неделю Махли обучал свой отряд. Целый день молодые и взрослые левиты тренировали бой на палицах и хопешах, учились одновременно исполнять команды по нападению, развороту и отступлению. Кроме того, вчерашние рабы атаковали из засады, ползали по песку, прятались между валунами, стреляли из луков на точность и дальность, учились строить укрепления из камней и ошеломлять противника внезапным боковым ударом.
Моисей знал, что застанет верного сотника здесь, поэтому сразу пополудни направился на поле Битвы.
А Махли вовсю распекал нерадивого левита:
— Я же сказал, никаких клинков. А ты что делаешь? Зачем хопеш лезвием вперед держишь? Хочешь, чтобы он кисть потерял? Так, секач отложишь в сторону и будешь с одним щитом работать против двоих партнеров. Потренируешься атаки одновременно слева и справа отражать.
Левит горестно вздохнул и кинул полный отчаянья взгляд на сотника. Махли оставался неумолим:
— Не пытайся меня не разжалобить. Пока будешь под ударами палиц в пыли кататься, подумай, каково было бы твоему напарнику без руки остаться. И вообще, тебе повезло, что я занят, иначе часок-другой тебя бы лично погонял.
Моисей с гордостью взглянул на пришедшего вместе с ним Иофора. Тот только кивнул одобрительно, уста, скрытые в густой бороде, расплылись довольной улыбкой, а в глазах заплясали веселые искорки.
Тем временем Махли вернулся к собеседникам:
— Я уже здесь, Моисей. О чем ты говорил?