За семью печатями
Шрифт:
Так думает М.М. Герасимов. А что же он делает? Что он уже сделал?
Нет никакой возможности хотя бы вкратце описать все его работы: они составляют целый музей образов — от питекантропа до наших современников. Мы расскажем лишь о нескольких случаях из этой интереснейшей практики — о тех, которые нам самим кажутся наиболее убедительными и удачными.
Началом всему были тени великих людей.
Мы неплохо знаем дела Ярослава, сына Владимира Киевского. Современники недаром прозвали его Мудрым: высоко вознес он честь и славу приднепровской «империи Рюриковичей»
Он хорошо понимал древнюю мудрость — ту, которая сто лет спустя прозвучала в лукавых словах великой русской поэмы: «Аже сокол ко гнезду летит, а ве соколца опутаеве красною девицею». Всю Европу «опутал» он нежной прелестью дочерей Руси, паутиной брачных связей своего дома. Сам муж шведской принцессы, он выдал одну дочь за Гаральда норвежского, другую — за Генриха I, короля Франции, третью, Анастасию, — за Андрея, повелителя венгров. Его сын был женат на византийской царевне, сестра замужем за польским крулем Казимиром. Английские, датские, скандинавские принцы и военачальники, попадая в опалу у себя дома, искали приюта в Киеве и дивились его красоте, мощи и блеску. «Заложи Ярослав город Великий Киев, у него же града суть Златые ворота; заложи же и церковь святые Софии, митрополью, и по сем церковь на Золотых воротах Богородице Благовещенья, а по сем святого Георгия монастырь и святые Ирины... И книгам прилежа и почитая е часто в нощи и в дне... и списаша книгы многы...»
Да, нам известны дела этого человека, хромого мудреца и отважного воина. Но вплоть до сороковых годов XX века мы не знали ни единого изображения, про которое можно было бы уверенно сказать: вот это он!
В 1939 году была вскрыта мраморная гробница Ярослава в том самом Софийском соборе, который он воздвиг. Покоившийся в ней мужской скелет, несомненно, принадлежал ему: это были останки человека на склоне дней, высокорослого, бесспорного славянина, с чуть заметной примесью северной крови, и притом хромого (летописцы прошлого не любили сочинять!). Перед М.М. Герасимовым, приглашенным по этому поводу в Киев, на сей раз не вставал вопрос о разрешении тайн и загадок — надо было восстановить облик по черепу, не вызывавшему сомнений. Но дело от этого не стало менее ответственным.
Да, вот он в руках мастера, этот череп, хранивший некогда думы мудреца. Впервые заходит речь о воссоздании черт исторической личности. И методика такой работы еще не выработана: ее придется всю создавать на ходу.
Ученый с блеском разрешил трудную задачу. Он вылепил голову мужчины, усопшего девять веков назад. Было немало хлопот, особенно когда пришлось придавать изображению головной убор, прическу, одеяние. По фрескам, по книжным миниатюрам, по отдельным археологическим находкам все это было восстановлено. Появился скульптурный образ властелина в преклонных годах, человека с глубоко запавшими умными глазами, с клинообразной характерной бородой.
И тут случилось неожиданное: вскоре там же, в Ярославском Софийском соборе, реставраторы обнаружили под слоем позднейшей штукатурки древнюю фреску. В центре ее в княжеском уборе был изображен современниками «старец доблий» на склоне дней. Его глаза прятались глубоко в орбитах, клиновидная борода ниспадала с подбородка. Не возникло никаких сомнений — это один и тот же человек. Полная победа!
Говорят,
И вот однажды в квартире Герасимова раздался звонок. Вошел очень серьезный, можно сказать, солидный мальчик в пионерском галстуке. «Юнкор газеты «Пионерская правда», — с достоинством отрекомендовался он. — Мне поручено написать статью о работах и замыслах товарища Герасимова».
М.М. Герасимов человек с чувством юмора, он не стыдится признаться: он был растроган и обрадован. Пресса еще не баловала его вниманием. Ну что ж, что «Пионерская», для начала и это хорошо!
С большим увлечением и жаром он долго вводил «корреспондента» в положение дел. Товарищ юнкор деловито строчил в традиционном блокноте. Очень вежливо попрощавшись, он заверил ученого, что как только статья появится в свет, она будет непременно прислана по его адресу. Потом он ушел. А потом произошло то, что, к сожалению, случается нередко: ни статьи, ни юного репортера Герасимов не дождался. Впрочем, занятый неотложными повседневными делами, он, собственно, и забыл об этом случае.
Внезапно, как гром среди ясного неба, на него обрушилась телеграмма. Телеграмма из Ташкента. Научные учреждения Узбекской ССР приглашали глубокоуважаемого товарища Герасимова принять участие во вскрытии могилы великого Тимурленга, Тамерлана европейских летописей. Предполагалось, если это окажется возможным, восстановить по костным останкам его не ведомый миру облик: Тимур был верным сыном пророка, а магометанство запрещает изображение человека; никаких его портретов нет.
Это было совершенно неожиданным, даже необъяснимым счастьем: работать над черепом Тимура! Проникнуть в сумрак мусульманской святыни, мечети Гур-Эмир в Самарканде, вырвать у нее пятисотлетнюю тайну! Без сомнения, очень важные причины побудили Узбекистан начать такое великолепное и смелое дело. Согласен ли он? Ответная телеграмма была отправлена немедленно. Билеты взяты. В Узбекистан!
И вот там, в Ташкенте, в доме известного скульптора, старого знакомого, за столом возник любопытный разговор. Герасимов поинтересовался, как родилась эта замечательная идея — потревожить прах «Бича мира».
— О, — сказал скульптор, — да это вот кто виноват! — И он указал на чернокосую девочку, дочку. — А очень просто, почему. Так же вот раз сидели мы за пловом у меня с одним моим другом, очень влиятельным товарищем... Ну, говорили о том, о сем... Коснулись истории Узбекистана, коснулись Тимура. А она вдруг: «Папа, ты слышал? Ученый Герасимов будет восстанавливать по черепу лицо Тимура».
Мы крайне удивились: как же так? Тимур-то погребен все-таки у нас, в Самарканде! Как же без нашего ведома можно его восстановить?
Оказалось, в «Пионерской правде» напечатано. Дочка газету принесла. Все правильно: там и про Ярослава Мудрого, и что Герасимов теперь намерен заняться черепом Тимура. Да! Подумали мы, поудивлялись. «А ведь мысль-то, — говорим, — прекрасная! Замечательная, — говорим, — мысль!»
Ну, потолковали, с кем следует, и провели идею. Вашу идею, товарищ Герасимов!