За семью печатями
Шрифт:
Одним из важнейших памятников самого далекого прошлого в границах нашей Родины оказались Костенки.
В Советском Союзе немало мест, где жил в свое время человек каменного века. Мы встречаем его стоянки и в гротах Крыма, и в ущельях Средней Азии, и над забайкальской Леной, и среди полей Смоленщины и Черниговщины. Но именно в Костенках сохранился один из самых интересных музеев древнейшей жизни.
Загляните сюда теперь. Приезжайте летом — везде на холмах возле знаменитого в науке Покровского лога вы, как всюду в наших колхозах, встретите трактористов, доярок, зоотехников.
Это археологи. Вон там, севернее овражного мыса, заметна еще первая, поляковская разработка, она свято охраняется. Но теперь в специальных работах она числится под обозначением Костенки I. А рядом давно есть и Костенки II, левее, за строением, и Костенки XIV, на Марьиной горе, и Костенки XVI, в самой глубине извилистого лога на левом его берегу. Везде раскопки, всюду люди, всюду либо следы работ, либо сама работа.
За семьдесят пять лет тут возникла и выросла целая школа советских археологов, возглавляемая теперь П.П. Ефименко. Тут была разработана строго научная методика исследования палеолитических памятников.
Чем же привлекло ученых это место?
Тысячелетия и десятки тысячелетий назад последний язык последнего ледника тянулся с севера на юг к верховьям Дона. По тундре на его окраинах бродили огромные стада мамонтов. А вслед за ними, не отставая от них, двигались по дикому миру ватаги сильных высокорослых людей, легконогих, свирепых охотников, настойчивых, упорных, с крепкими мышцами и деятельным умом. Сегодня мы условно зовем их кроманьонцами, по имени той пещеры, где впервые были открыты кости этой расы.
Археологи знают — там, где находятся в земле останки мамонта, постоянно обнаруживаются следы кроманьонца. Там, где жил кроманьонец, присутствуют и кости древнего слона.
Человек выделывал из этих костей свой орудия и оружие, вытачивал из бивней мамонта таинственные фигурки, жег огромные челюсти и лопатки как дрова на своих кострах. Но главное — он питался этим зверем. Для людей той поры мамонт был такой же необходимой пищей, как для нас мясо коровы; скажем больше, — он был для них таким же хлебом насущным, как для китайца рис, для некоторых племен Америки маис или сорго. Кроманьонец жил мамонтовым мясом и двигался вместе со стадами мамонтов, пока не истребил их всех до последнего.
На берегах Дона, у нынешнего Воронежа, человек поселился в незапамятные времена и обитал здесь тысячелетие за тысячелетием: видно, место это было особенно выгодно для охоты. Во много ярусов слой за слоем нагромоздились поэтому тут пласты земли, хранящие в себе памятки его существования.
Человек поселился на холмах. Но ведь до последнего времени людей той эпохи звали «пещерными людьми», «троглодитами»: следы их жизни обнаруживали раньше всего и чаще всего в пещерах и гротах Западной Европы. Это понятно: на той ступени развития какое бы другое жилище могли избрать себе люди? Именно поэтому считалось, что в нашей стране мало надежды найти их останки: как на равнине, открытой всем ветрам, мог найти себе приют человек? Не следует ли предположить, что восток Европы в те времена был необитаем, что люди заселили его много позже?
Изучение Костенок и других таких же мест как ветром сдуло эти мудрствования. Нет, человек палеолита был куда более стоек и гибок в жизненной борьбе, чем о нем думали. Он научился жить там, где не было ни укромных гротов, ни надежных пещер. По голым тундрам будущей России он разбросал кротовые кучи приземистых и уродливых, но спасительных для него землянок. А вот мы не сразу научились обнаруживать следы
Что такое «наземное поселение» кроманьонца? По укрепленным в земле огромным бивням, по разбросанным там и здесь остаткам кремневых орудий можно судить о многом, но поди узнай по ним, каким было оно, это обиталище предков! Его не восстановишь, если просто копать землю там, где опытный глаз археолога угадывает нужный объект. Но в том-то и дело, что археолог не просто копает. Осторожно слой за слоем срезает он землю на всем этом, угаданном им пространстве и по едва заметным признакам восстанавливает картину.
От древнего жилища не осталось ничего, просто-таки ничего. Но вот черное пятно пережженных в уголь костей — здесь пылал жаркий очаг. Вот другое пятно — бурой охры; без нее, кажется, не мог обходиться первобытный человек. Таинственный символ жизни и крови, она все время была нужна ему: охрой он раскрашивал свое тело, охрой засыпал труп, опущенный в могилу. Наверное, в этой части жилья совершались не ведомые нам обряды. И еще самое большое пятно — перегноя. Оно обрисовывает очертания постройки: сотни и сотни лет втаптывались в землю объедки диких трапез, всевозможные остатки тогдашней, не слишком опрятной и совсем уж не гигиеничной жизни. Внимательнейшим образом следя за границами всех этих пятен и пятнышек, изучая положение в земле каждой кости, вид и форму каждого кремневого осколка, археолог обрисовывает сначала всю землянку, потом устанавливает границы между различными ее отделами и, наконец, получает возможность сделать то, что недавно еще казалось немыслимым, — ответить на вопрос: какими же они были, жилища кроманьонцев, здесь, на берегах Дона.
Высокий мыс лежит между двумя оврагами. На его лысом горбу или на покатых склонах вырыты в земле неглубокие котлованы. Над ними поднимаются сооруженные из подручного материала, реже из жердей (которых мало вблизи ледника), чаще из мамонтовых клыков и костей (их всегда хватает) кровли землянок.
Иногда такая землянка одна; иногда несколько их сливаются вместе, образовав большое, до десятка метров в длину, полуподземное помещение. Это и есть искусственная пещера палеолита. Ее внутренность раскрывается перед археологом как бы в плане: здесь пылал очаг, вот в этом месте находилась «мастерская» — тут люди оббивали и обтачивали свои кремневые ножи, топоры, заостряли наконечники копий; в этот угол они сбрасывали золу; а в той «комнате» какой-нибудь специалист разукрашивал тела своих сородичей рыжей охрой.
Все истлевает, все рассыпается в прах, но уголь, зола и охра, погребенные в земле, переживают тысячелетия. Под толщей новых наслоений они спрессовываются, сжимаются, от них остаются только пятна, порой только цвет, окрасивший землю. И вот, ничего не добавляя, ничего не примысливая, археолог восстанавливает и внутренний и внешний вид сооружения, от которого не осталось решительно ничего. А ведь это не просто сооружение, это жилье человека, которое он сам себе построил, в котором он долго, так бесконечно долго жил.
Что может сказать о человеке больше и яснее, чем его жилище?!
В пещерах Западной Европы, в самых глубоких гротах, куда тысячелетиями не проникал любопытный и невежественный разрушитель прошлого — человек, хранятся изумительные произведения искусства. На стенах подземелий скупыми, необыкновенно выразительными штрихами изобразили здесь кроманьонцы хорошо знакомых им зверей той поры — гороподобного мамонта, стремительного, страшного носорога, ветвисторогого лося или бизона, тонущего в лохматой шерсти.