За семью печатями
Шрифт:
Поразительны энергия и сила выражения этих рисунков на камне, восхищает острота глаза и точная твердость руки охотников-рисовальщиков. Видно, что этому делу они отдавали немало сил и времени. Ради чего? Делалось это, конечно, не на досуге, не для того, чтобы убить время. В некоторых пещерах обстоятельства сохранили на тонком песке у подножия «картин» следы многочисленных ступней. То носились в неистовой пляске-заклинании наши предки. Есть изображения, яростно истыканные сотнями брошенных в упор копий и стрел. Можно думать — так люди старались обеспечить себе удачную охоту.
Но
У нас, на плоской равнине Европейской части СССР, негде искать подобных пинакотек — картинных галерей древности. Зато у нас есть не менее замечательные глиптотеки — хранилища изваяний, скульптур. И больше всего их, и самые интересные (свыше полусотни статуэток) найдены в Костенках.
Что же это за статуэтки? Какая «тематика» волновала ваятелей палеолита? Что заставило их заняться этим делом, еще более трудоемким, чем рисование на стенах пещер?
Прежде всего интересно вот что: если рисовальщики кроманьонского и близкого к нему времени изображали чаще всего зверя-добычу, пищу (может быть, обожествляя его), а человека гораздо реже, то кроманьонцы-скульпторы вдохновлялись и человеческими образами.
Из мягкого камня или из кости они вырезывали фигурки иногда до полуметра высотой, а чаще в пять-десять сантиметров. И почти всегда это было изображение женщины, зрелой, сильной матери, с могучим животом, огромной, тяжелой грудью, иногда явно беременной. Нам эти женщины не кажутся красивыми; нам не нравятся жировые складки на их боках, непропорционально тонкие, недоразвитые руки, сложенные на груди, бесформенная головка без лица. Но именно за их некрасивость какой-нибудь западный коллекционер древностей заплатил бы огромные деньги и был бы счастлив, заполучив такую статуэтку. Однако ни за какие деньги он ее не приобретет: она принадлежит науке, ее изучают, по ней судят о многом.
Вряд ли и сам художник воплощал в этих образах свое понятие о красоте. Вероятно, у него были другие, более важные задачи.
Эти могучие женские торсы вернее всего служили символом таинственной силы материнства, были образами зрелой мощи, важного и сытого спокойствия, на которое весь род взирал с благоговением, как на источник своей жизни, на непременное условие продолжения рода.
Есть много оснований предполагать, что первобытный человек плохо отдавал себе отчет в родстве, в зависимости между ребенком и отцом. Ведь связь между ними не непосредственна, дитя не отделяется прямо от тела отца. Другое дело — мать: и для нее самой и для окружающих вопроса о том, ее ли это ребенок, не возникает. Вполне естественно поэтому, что смутные представления об обновляющей силе жизни, о родственной связи между младшим и старшим поколением воплощались в образе женщины-матери. А отсюда один шаг к обожествлению этого образа.
Фигуры эти встречаются не в одних Костенках. Такие же или подобные им находили и в Гагарине на Дону, и в Бурети на Лене, и во Франции в пещере Мас-д'Азиль, и в Виллендорфе в Австрии...
Наверное, они играли какую-то важную роль в жизни первобытного человека, но какую именно, пока еще с уверенностью сказать нельзя. Поиски новых фигурок и изучение их продолжаются.
Два года назад, роя в Костенках новый колхозный пруд, рабочие наткнулись на палеолитическую могилу — погребение ребенка лет четырех-пяти.
Маленький скелетик за десяток тысяч лет превратился в груду костей. Вся небольшая яма была заполнена однородной массой земли. В ней в беспорядке попадались самые разнообразные
Умершего похоронили необычно, на наш взгляд. Могилу вырыли не снаружи, а в полу жилого строения, не забросали сразу землей, а накрыли прочным сводом из костей мамонта. В этом маленьком склепе тело не уложили, скорченное, на боку, как всегда бывало, а посадили на своеобразную подушку из красной охры и зеленоватого «сеноманского» [34] песка, привязав за спину красивый костяной кинжал. Неизвестно, сколько времени просидел маленький мертвый человечек в темной и безмолвной пустоте подземной полости. Может быть, несколько дет, а возможно, много больше. Но однажды часть кровли внезапно обрушилась. Истлевший костяк распался; череп покатился по пустому днищу и лег в противоположном конце склепа. И кинжал разломился надвое; он тоже упал в этот миг. A после этого (именно после, никак не до) пустота могилы понемногу заполнилась землей. Ее намыли просачивающиеся сюда воды, сделав склеп обыкновенной могилой.
34
Сеноман — геологический термин — верхний ярус меловых отложений.
Ученые утверждают, что это так. Но кто сказал им об этом? А если не было никакого склепа? Может быть, умерший с самого начала не сидел, а лежал на своем ложе? Как разглядеть, что происходило тысячелетия назад, да еще глубоко под землей?
Следите за рассуждениями археологов.
Череп без нижней челюсти лежит поодаль от скелета. Может быть, голова была отделена зачем-либо еще до погребения? Нет: тогда первый позвонок, атлант, отделился бы вместе с ней, а его нашли на обычном для него месте. Нашли и челюсть — под бедром скелета, у его таза. Значит, они отпали сами и уже в могиле, когда тление освободило их.
Да, но как же попала голова в противоположную часть могилы? Просверленные песцовые зубы-бусинки были найдены не в одном, а в трех местах: кучка — возле колен скелета, несколько дорожкой по всей длине могилки и горсточка — вокруг самого черепа. Значит, на голове мертвого в день похорон был головной убор, обшитый бусами из таких зубов. Нитки-жилки истлевали постепенно. Пока труп сидел, наклонясь вперед, они как бы капали с него в колени. Потом сильный толчок отбросил голову; она покатилась по пустому дну, уронив на пути еще несколько бусин-зубов. Наконец она надолго остановилась в конце пустого пространства, и тут за десятки веков рассыпалось в прах само убранство; последние бусинки с него упали венчиком на землю. Будь могила полна земли с самого начала, этого не произошло бы. Будь покойник зарыт в лежачем положении, картина тоже была бы другой.
Что же потревожило покой подземелья? Кто осквернил могилу в Городцовской стоянке? Еще раз внимательно исследовав все, ученые узнали и это.
То ли мамонтовая лопатка сама подгнила, то ли была размыта почва вокруг нее, но она рухнула, эта кость гиганта. А это опять-таки могло случиться только до заполнения склепа землею.
Летом 1954 года Костенкам, с точки зрения ученых, исполнилось семьдесят пять лет. Три четверти века назад впервые в здешнюю землю врезался заступ археолога. Об этом много говорили. Одни философствовали о ничтожестве наших юбилейных сроков перед лицом бесчисленных тысячелетий, осеняющих эти холмы: семьдесят пять лет и сорок тысяч! Другие предлагали почтить юбиляра подарком.