За широкой улыбкой
Шрифт:
– Боря! – счастливая, вскочила я с места, признавая в темной фигуре знакомое, отчасти уже родное лицо. Но миг - и осознаю: Еремова вместе с ним нет.
– Привет, как ты? – подходит ближе к дежурке.
Испуганным, мертвым голосом шепчу:
– Где он?
Скривился:
– Всё хорошо. Будет скоро. А пока просил забрать тебя. Едешь?
Растерянный, взволнованный взгляд на коллегу.
Пожал плечами мужчина:
– Сама решай. Твой крест.
Закивала я головой, соглашаясь:
– Спасибо. И простите... потом доиграем!
Схватить куртку,
***
– Ну, Блохина ты помнишь, - ткнул рукой на своего товарища: невысокого, русоволосого, худощавого молодого человека, на вид - лет тридцать, не больше.
Молча, киваю головой, подтверждая (еще бы... ведь этот гад - не просто тот, кто заявился тогда вечером в воскресенье к Грише домой вместе с Борей... Нет - это тот самый "оголодавший кобель" с июльской ночи, на складах, что так отчаянно тогда спорил с Кузнецовым, сражаясь за жертву, за право отыметь меня).
Забраться в машину на заднее сидение. Невольно сжаться от неловкости и потаенной тревоги...
– Куда едем?
– бросаю Борису, когда тот сел за руль.
– Да к Ереме, на хату. Куда ж еще?
***
Приготовить ужин на троих и подать на стол.
И если Борис, схватив свою порцию, сразу пошагал, помчал в зал к телевизору, то Блоха завис рядом со мной. Присел на табурет напротив и, принявшись уплетать макароны с отбивными, то и дело, что метал пытливые взгляды на меня да задавал странные вопросы:
– А ты давно в милиции?
Удивленно вздернула я бровями, но все же решаю ответить:
– Сразу после академии – несколько лет. Потом перерыв был, лет семь. Ну, и снова вот… недавно.
– А с Еремовым?
– Что?
– Давно вместе?
Рассмеялась я от неловкости.
– Тебе не кажется, - иронично улыбаюсь, - что этот вопрос… как-то неуместен? Нет?
Скривился на миг, пожал плечами:
– Мне просто интересно… Необычная пара.
– Да неужто? – хохочу. – По-моему, очень даже… За что некоторые предвзято судят и недолюбливают женщин в милиции. Считая, что нашу дурную, сопливую голову проще будет задурманить, навешать лапши – и выехать из сложной ситуации. Или и того хуже – втянуть в преступный мир, и уже пользоваться сполна доверенной властью.
– А мужчин нельзя? – смеется.
– Не знаю, - улыбаюсь в ответ. – Я таких исследований не проводила. И вообще, мыслями подобными голову не забивала.
– Но он же для тебя… старый.
– Кто? – обомлела я в еще большем удивлении.
– Еремов. Вот сколько тебе лет? Двадцать пять?
Ошарашено (отчасти паясничая) моргаю я, неторопливо дожевывая пищу:
– Блоха, - проглотила остатки. – Тебе не кажется, что ты… забываешься?
– О чем? Что я такого сказал?
– О том, что он – твой босс.
– Ну, босс. И что это меняет? Я же не крысятничаю. А так, просто… вопросы задаю. В плане баб – он не постоянный, и все это знают. Если… Кузнецов молчит, то это - его дело. Как и Ереме, ему на всех насрать. А
Обмерла я, прибитая заявленным. Пытаюсь подыграть, дабы скрыть свое волнение и смятение, что посеял в моей душе этот гад предыдущими словами.
Хмурюсь, силясь вспомнить год рождения Еремова – раньше я как-то сколько ему лет, и о разнице наших возрастов не задумывалась:
– Он, вроде, …’74 года рождения?..
– Да, в 2014 гремел его юбилей. Ваши хорошо должны это помнить.
(«Наши»… ну-ну)
– Значит, десять лет, - подытоживаю я. – И? Не вижу проблемы.
– Почему же? Ему стукнет пятьдесят, а тебе еще только сорок.
– Блоха, - подаюсь немного вперед; сознательно, откровенно грублю, презрительно улыбаюсь: - Да хоть сто лет разницы. Тебе какое дело?
Скривился, вздернув бровью. Не отодвинулся...
Коварно ухмыльнулся.
Откусил отбивную и прожевал, нарочно дразня своим молчанием.
– Да никакой, - наконец-то ответил. Загадочная улыбка: – Просто, я думал, ты умная баба, хотел помочь. Но, оказывается, ошибся. Ты такая же, как и те, кого он до этого тягал.
Обмерла я, округлив очи.
– Ну, вот, - внезапно продолжил, - какие у вас с ним общие интересы? Кроме постели... Какие? Никакие?
– кивает головой, сам невольно отвечая на свой вопрос.
– Он же не изменится, Том... Никогда. Ерема же как нарик конченый: привычку не бросит, даже если ему дуло в пасть засунуть. Человек в тринадцать лет ушел из дома, громко хлопнув дверью, послав всех на**й... И с тех пор его семья - это пацаны, братва. Оно тебе надо? Ты такой жизни хочешь? В страхе, в жути, а коль что...
– и от звонка до звонка вместе с ним отсиживаться: только каждый по своим норам. И это если ему вышак не впаяют, что, кстати, куда быстрее всего...
Тотчас закашлялась я, невольно поперхнувшись крошками. Глаза просто полезли на лоб от услышанного...
Шумный вздох, секунды дабы отойти от шока - и резво (с грохотом) встать из-за стола.
Выбросить остатки пищи в мусорку, помыть тарелку.
Разворот. Спиной к тумбе, опереться руками на раковину. Взгляд в глаза ублюдку.
Прожевать матерные слова:
– Я сделаю вид, что этого разговора не было. Не знаю, зачем тебе это, но ты… неправ. Какое бы не было у нас с ним будущее - но оно есть. И ничего я менять не собираюсь. Спасибо за компанию, - лживо улыбнулась и мигом вылетела из кухни.
Пройтись в спальню, достать одежду (благо, еще до этого Еремов меня надоумил, заставил перевезти сюда кое-какие вещи из дома), найти полотенце и пройти в ванную.
– Борь, я купаться! – учтиво рапортую своей охране.
– Ага, иди, - слышится из комнаты.
Дверь на защелку.
Воду до упора, да погорячее. Да только залезть под душ так и не решилась. Более того - даже раздеться... Столько кобелей сейчас за дверью, что просто духа не хватит...
Да еще и эти речи Блохина...