За сроком давности
Шрифт:
— Сесть мы всегда успеем, — блеснул остроумием могильщик и сам же развеселился от собственной шутки.
— У нас очень быстро, это вы правильно заметили! — раздался строгий голос Дежкиной. — Опомниться не успеете, Кузин. Судимости были?
— Чего? — Кузин моментально сник. Глазки у него растерянно забегали.
— Судимости!
— Нет, не было… — Он вежливо улыбнулся.
— Приводы? Задержания? Административные взыскания?
— Было два. Но — смыл. — Он нервно сглотнул, подобострастно глядя
— Чем смыли? — Клавдии потребовались некоторые усилия, чтобы сдержать смех.
— Ударным трудом! — с готовностью пояснил Федор Юрьевич. — Имею благодарности и поощрительные грамоты.
— A-а, ну тогда другое дело. — Дежкина понимающе кивнула. — А коронки золотые у покойничков часто подворовываем, а, Федор Юрьевич?
— Я?.. — Кузин обомлел. — Да провалиться мне на этом месте! Первый раз, нелегкая дернула, мать его… Оно как сверкнуло в яме, как блеснуло, так я прямо и схватил. А раньше — никогда. Мне раньше и могил вскрывать не приходилось ни разу.
Это было совсем другое дело. Теперь он смирный, законопослушный. Теперь он расскажет все, что знает.
— Давно работаете? — Клавдия несколько смягчила тон.
— Я-то?
— Нет, бедный Йорик.
— Кто? A-а, давно, давно. Семнадцать лет уже.
— И за семнадцать лет ни одной могилы? — Дежкина нахмурилась.
— Ну, было один раз… — Он опустил голову. — Но кто ж знал, что там могила? Мы участок новый осваивали. Ну и захватили, видно, кусок старого. А у нас ведь как — тридцать лет за могилой никто не ходит — хороним там снова. А в том месте даже и креста давно не было. Потом только по книгам сверились — был там когда-то «костяк». Это мы так меж собой мертвяков зовем, — пояснил он виновато. — Но там ни коронок никаких, ни колечка, ни одной даже цепочки завалящей. Только пуговицы медные. Видно, офицер был какой-то. С сороковых годов как раз могила.
— Ясно. — Клавдия ухмыльнулась. С таким сожалением рассказывает про отсутствие колечек и цепочек, что невольно усомнишься в его искренности. — Ну а про Бербрайера могилу что можете сказать?
— Про кого? — опять переспросил он. — А, про еврея этого? А чего сказать? Могила и могила, как все.
Порогин тихонько встал и знаками показал Клавдии, что уходит. Она кивнула, и он тихонько вышел. Ирина сидела в углу насупившись. Наверное, обиделась на Дежкину за то, что она сама допрашивает этого Кузина.
— Часто на эту могилу ходили? — спросила Клавдия.
— А я откуда знаю? — он пожал плечами. — Но ходили, точно. Баба какая-то, наверное, дочка. А этого хмыря я вообще с того погрома и не видел до вчерашнего дня.
— С какого погрома?
— Так могилы у нас еврейские поломали. Когда ж это было? — Кузин наморщил лоб. Клавдии даже показалось, что она слышит, как со скрипом поворачиваются шестеренки в его черепе. — Года четыре назад. Или
— Какой Василюк? — спросила Дежкина.
Ирина сидела в углу и записывала все, что говорил Кузин.
— Василюк?
Клавдию начало немного раздражать, что Федя все время переспрашивает. Но его мозг, видно, не успевал усвоить вопрос с такой скоростью, с какой она спрашивала.
— Генка Василюк, слесарь наш старый. Ограду починить там, крест сварить. Он такие кресты ковал — расплачешься. Теперь таких кузнецов нету.
— А от чего умер? — спросила Клавдия. — И как, кстати, его звали?
— Так я сказал — Василюк Геннадий Ильич. А помер от водки.
— Что, спился?
— Нет, напился. Напился, споткнулся на лестнице и шею свернул.
— А вы помните, кто еще из стариков на кладбище работал, когда вы устроились?
— He-а, не помню. — Кузин пожал плечами. — Это вы лучше у Шилкиной спросите, она лучше знает. А я человек маленький, я могилы копаю.
— Совсем никого не помните? — Клавдия вздохнула и покачала головой. Она начала понимать Бербрайера, который старается не общаться с такими людьми.
— He-а. Кого-то посадили за драку, и меня взяли вместо него. Потом еще баба была одна, Паша. Сторожихой работала. Но она тоже померла давно, старая была. Еще один сторож был, Колька Егоршев. Он год еще работал, а потом токарем на «Серп и молот» ушел.
— Ну вот видите, как много вспомнили. — Клава ласково улыбнулась.
И от этой улыбки Федор Юрьевич словно расцвел. Сам весь заулыбался, засиял как медный пятак. Сразу видно, что его мало хвалили в жизни. А доброе слово и такому вот кренделю приятно, не то что кошке…
— Ну что, подобьем бабки? — спросила она, когда Кузин, раскланиваясь направо и налево, ретировался из кабинета.
— Клавдия Васильевна, почему вы не дали мне его допросить? — обиженным голосом проговорила Калашникова. — Думаете, я бы не смогла?
— Не знаю. — Клава примирительно улыбнулась и пожала плечами. — Извини, Ириша. Просто ты как-то спасовала перед ним. А хамство надо сразу пресекать. В корне.
— Ладно, на первый раз прощаю. — Калашникова хмуро посмотрела на Клавдию, но не сдержала улыбку.
— Вот и спасибо. А теперь доложи-ка мне, что мы имеем на данный момент. Можешь выдвинуть парочку начальных версий, парочку направлений расследования.
— Что, уже? — Калашникова растерянно заморгала глазами.
— А когда? После получки?
Нет, Калашникова явно изменилась, не рубила теперь с плеча, не выдавала сотню фантастических версий, сначала думать старалась.
— Ладно… — Ирина закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. — Давайте поиграем.
— Ты хотела сказать, поработаем.